Валентин Катасонов - Экономическая теория славянофилов и современная Россия. «Бумажный рубль» С. Шарапова

Финансовые реформы Александра II начались после прихода в министерство финансов в конце 1850-х гг. команды «молодых финансистов» В. П. Безобразова [9] Безобразов Владимир Павлович (1828–1889) – сенатор, академик, экономист и публицист из дворян Тверской губ. – Русское хозяйство // Большая энциклопедия русского народа. – С. 90, 91. , Е. И. Ламанского [10] Ламанский Евгений Иванович (1825–1902) – государственный и общественный деятель, предприниматель. В 1863 г. – один из учредителей Петербургского общества взаимного кредита. В 1867–1883 гг. был управляющим Государственным банком. Активно участвовал в создании фондового отдела Петербургской биржи. Являлся учредителем Московского купеческого и Сибирского торгового банков; состоял председателем совета Русского для внешней торговли банка и Волжско-Камского коммерческого банка. Акционер ряда компаний, в т. ч. Березовского золотопромышленного товарищества (под Екатеринбургом). Возглавлял 1-й съезд представителей обществ взаимного кредита и 1-й съезд представителей акционерных коммерческих банков. – Русское хозяйство // Большая энциклопедия русского народа. – С. 463. и других людей с «новым мышлением» (аналогов современных «реформаторов» Кудрина и Чубайса). Даже по современным меркам перестроечного времени они были действительно «молодыми»: им едва исполнилось 30 лет. Естественно, ни жизненного опыта, ни глубоких знаний у них еще не было. На вооружение ими были взяты западные финансовые и экономические теории , согласно которым рынок все «сделает сам». Как видим, экономический либерализм существовал и «правил умами» уже в те времена. Для того чтобы рынок эффективно функционировал, либералы твердили: «свободной игре рыночных сил» не надо мешать (в переводе на русский язык это означает: не мешать биржевикам и ростовщикам заниматься «рыночным разбоем»). Для этого, согласно канонам экономического либерализма, необходимо: а) чтобы государство минимально вмешивалось в экономику; б) чтобы в экономике не было «избытка» денег; в) чтобы на смену бумажным деньгам пришло золото, которое обеспечит автоматически снабжение экономики необходимым количеством денег. В самом начале реформ был учрежден Государственный банк Российской Империи (1861 г.), что соответствовало канонам западных финансовых теорий (при этом в некоторых странах Запада центрального банка еще не было – например, в США). Началась подготовка к переходу на золотой стандарт (а ведь его не было в то время даже в Европе, лишь одна страна – Англия – привязывала свое денежное обращение к желтому металлу). Наконец, началось размещение облигаций государственных займов на европейских биржах, Россия быстро начала накапливать внешний долг (забегая вперед, отметим, что накануне Первой мировой войны Россия заняла первое место в мире по объему внешнего долга).

В итоге Россия получила блестящий позолоченный фасад (на который обращают внимание некоторые современные авторы, ностальгически вспоминая, «какую Россию мы потеряли»). А вот другой стороной этого здания (или этой медали) стали кризисы, безработица, обезземеливание крестьян, бедность и социальная поляризация общества, контроль со стороны западных компаний над целым рядом отраслей российской экономики, быстро растущий внешний государственный долг, уничтожение отечественного товаропроизводителя в промышленности и сельском хозяйстве, хищническое изведение лесов и истощение почв и т. д. Вслед за этим следовало усиление контроля над российской экономикой со стороны европейской биржи и западных банков.

Несколько подробнее остановимся на оценках Шараповым так называемой «экономической науки», которой вооружились тогдашние реформаторы.

В своей основной экономической работе «Бумажный рубль (Его теория и практика)» Шарапов обращает внимание на такой краеугольный камень западной экономической теории как учение о конкуренции. Как и сегодня, и 100, и 150 лет назад либералы твердили (ссылаясь на «авторитетов» в лице Адама Смита и Давида Рикардо), что конкуренция – «двигатель прогресса». Я не буду сейчас заниматься детальным критическим анализом этого положения (об этом можно прочитать в моей книге «О проценте: ссудном, подсудном, безрассудном»), а предоставлю слово Шарапову. Он называет конкуренцию бесконечной борьбой эгоизмов, причем эта борьба всех изматывает, обескровливает. Западная экономическая наука, с одной стороны, оправдывает и поощряет конкуренцию; с другой стороны, ищет какие-то способы и ухищрения избавиться от самых одиозных проявлений «борьбы эгоизмов»: «…высоко вознесшее и разнуздавшее хищное человеческое я» обратило «все стороны жизни цивилизованного человечества в огромную арену бесконечной борьбы эгоизмов [11] Курсив мой. – В. К. . Эгоизмы эти то топят безжалостно друг друга, то, устав в борьбе и впадая в отчаяние, силятся путем холодной рассудочной спекуляции придумать такие нормы и рамки, при которых было бы возможно кое-как жить» [12] Здесь и далее (если специально не оговорено) цитаты приводятся из работы «Бумажный рубль (Его теория и практика)» // Шарапов С. Ф. Россия будущего. – С. 51–173. . Далее Шарапов писал, что конкуренция захватывает все сферы и все уровни общественной жизни: «Управляемый пользой, экономический мир, по воззрениям западных экономистов, имеет могучим орудием борьбу индивидуальных эгоизмов между собой. В этой борьбе, носящей техническое название конкуренции , люди сами собой изощряются и придумывают все более и более совершенные орудия борьбы. Для большего успеха в деле люди сплачиваются в группы и союзы, удесятеряют свои разрозненные силы и начинают бороться уже не человек с человеком, а группа с группой, общественный класс с классом, наконец, народ с народом».

В общем, получается « война всех против всех » (Гоббс). Шарапов совершенно справедливо отмечает, что конкурентная борьба не только не соответствует христианским принципам жизни, но прямо ведет к уничтожению христианской цивилизации. Уже в духовно-нравственной оценке Шараповым конкуренции содержится его отношение к капитализму: капитализм и Христианство несовместимы.

Конкуренция как «борьба эгоизмов» стала обыденным явлением даже в российской жизни, люди перестали чувствовать противоестественность этой борьбы, особенно после того как рыночный разбой получил оправдание и обоснование в виде соответствующих правовых норм: «Ясно, что ум мыслителей, окруженный в жизни, в вере и в науке одной борьбой, не мог не перенести ее и в область экономии, где борьба совершается вполне открыто на глазах зрителя, где сильный рвет у слабого, может, торжествуя и радуясь, что непосредственные, ближайшие, по крайней мере, формы борьбы облечены в совершенно приличную оболочку, что нет ни грубого насилия, ни стонов, как в те времена, когда сильные брали слабого за горло. Теперь та же или, может быть, еще более ужаснейшая борьба совершается без воплей и стонов. Утром заглянули в газету, в полдень написали на бумажке несколько цифр – к вечеру часть имущества, а иногда и все имущество одного самым несправедливым по существу образом перешло к другому. Жаловаться некому и не на кого. Вас ограбил не Петр, не Иван, не разбойник рыцарь, вас ограбила биржа, ограбил неизвестно кто, вас раздавила невидимая рука, одетая в мягкую перчатку “правового порядка”».