Вячеслав Шеянов - Империя в прыжке. Китай изнутри. Как и для чего «алеет Восток». Главное событие XXI века. Возможности и риски для России

Впрочем, уже во второй половине 2000-х годов этот милый в своей нелепости обычай практически сошел на нет (по крайней мере, насколько могут судить по своим наблюдениям авторы настоящей книги): с одной стороны, сыграла свою роль рационализация жизни и расставание с абсурдно усложненными «китайскими церемониями», с другой – борьба государства как с коррупцией, так и с курением.

Существенно, что, расслабившись за столом, многие китайцы забывают не только об абсурдно усложненных церемониях, но и о том, что мы привыкли считать обыденными правилами приличия. Иногда они могут вести себя весьма фамильярно и панибратски (похлопывать по плечу или даже без каких бы то ни было предисловий кидать через стол сигарету в качестве приглашения закурить), но это следует рассматривать как знак доверия, а не сознательную грубость в отношении вас и тем более не попытку публичного унижения.

Участники китайского застолья довольно часто говорят по нескольку тостов подряд, иногда даже не садясь. Это отличается от известного нам назначения тамады тем, что таких постоянно произносящих тосты людей может быть несколько, и они могут действовать по вдохновению.

Если собравшаяся компания велика, и дотянуться до каждого участника застолья невозможно, разумно, как говорят китайцы, «чокаться по Интернету»: постучать стаканом или рюмкой по краю вращающегося в центре стола (обычно стеклянного) барабана, на котором стоят блюда, и выразительно посмотреть на тех, до кого не смогли дотянуться.

Если же вы встанете из-за стола и специально подойдете к человеку, чтобы чокнуться с ним, – вы окажете ему огромную честь; другое дело, что потом придется чокаться со всеми, кто сидит рядом с ним и кого вы обходите по пути к нему, чтобы никого не обидеть.

При рассказах о каждой стране, – особенно о той, которую рассказчик искренне любит, – людям свойственно умалчивать о многих деликатных или неприличных сторонах жизни, даже если они являются ее существенной частью.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Я. М. Бергер. Экономическая стратегия Китая. М.: ИД «Форум», 2009.

Данные рассчитаны на основе обменных курсов национальных валют, которые дают более полное представление о месте стран в глобальной конкуренции, так как, в отличие от паритета покупательной способности, учитывают страновые риски (с точки зрения доминирующего американского капитала, становящегося основой глобального капитала). Поэтому в условиях глобальной конкуренции представляется полностью оправданным переход от сопоставления стран по паритету покупательной способности к их сопоставлению по рыночным обменным курсам валют. Для сохранения сопоставимости отметим, что доля Китая в мировой экономике по паритету покупательной способности выросла за 1980–1990 годы с 2,2 до 3,9 %, а доля Индии – с 2,5 до 3,2 %.

Так, утром 1 февраля 1796 года на улицах Пекина было подобрано около 8 тысяч замерзших нищих. (С. А. Нефедов. О демографических циклах в истории Китая (XIV–XIX века). М., ИНИОН РАН).

Чжоу Юаньхэ. Циндай жэнькоу янцзцю (Исследование народонаселения в эпоху Цин) // Чжунго шихуэй кэсюэ. 1982. № 2.

Подробней см., например, М. Г. Делягин «Мировой кризис. Общая теория глобализации» М.: Инфра-М, 2003.

Многие россияне (да и представители Запада), долгое время живущие в Китае или длительное время сотрудничающие с китайцами, считают представления о длительности китайской истории сильно преувеличенными. Фразы вроде «китайцы без каких бы то ни было оснований приписывают себе пять тысяч лет истории» встречаются довольно часто. Однако авторы данной книги полагают, что преувеличения в области национальной истории не выходят за рамки обычных для других цивилизаций, а специфика Китая говорит сама за себя, – и придерживаются в этом вопросе традиционной точки зрения.

Существенно, что, употребляемое перед именем, слово «лао» носит дружеское и даже панибратское значение «старина», а после имени – одну из высших форм уважения, выражаемых младшим по возрасту старшему. Так, когда Дэн Сяопин в ссылке, лишенный социального статуса, работал на заводе, он был для заводского партийного руководства «Лао Дэн» – «старина Дэн»; когда же он возглавил государство, даже для своих долгих и близких соратников он стал «Дэн Лао».

И это слово надо отличать от «бака гайдзин» – «глупый чужак», который ближе всего к жаргонному, но тем не менее хорошо понятному многим современным россиянам термину «чмо».

Бытовое отношение к японцам и через 70 лет после резни в Нанкине весьма напоминало отношение к немцам в российской глубинке, отголоски которого авторы еще застали в 70-е годы. Так, один из китайских аспирантов категорически отказался дать закурить своему коллеге из Японии, находившемуся на стажировке в его вузе, а в ответ на недоумение того объяснил, как ему казалось, вполне исчерпывающе: «ты же японец». Когда японский аспирант совершенно искренне выразил свое даже не возмущение, а недоумение этим, китаец сначала потребовал от него немедленно убраться, а потом полез в драку, – и рассказывал затем об этом с гордостью. Этот китайский аспирант не выделялся какими-либо патриотическими настроениями, довольно критично относился к китайским реалиям и даже к некоторым элементам политики государства. События происходили до начала антияпонской кампании.

Строго говоря, эта ориентированность, нашедшая свое высшее воплощение в буддизме и нацеленная, прежде всего, на подавление агрессии во всех ее формах, представляет собой естественный механизм саморегуляции общества, позволяющий человеческой цивилизации сохраняться, а отдельным семьям и людям выживать в условиях ужасающей перенаселенности и массовой нищеты.

Причина его вполне прозрачна и носит сугубо хозяйственный характер: в силу природно-климатических условий для получения значительных устойчивых урожаев и, соответственно, общего выживания в Юго-Восточной Азии (как и в некоторых других регионах, – например, в Египте и Средней Азии) необходимы ирригационные сооружения. Их строительство и эксплуатация требуют – в прямом смысле слова, под страхом смерти – коллективного труда значительных масс людей. Таким образом, коллективизм соответствующих культур носит всецело вынужденный характер, вытекает из их повседневного образа жизни и, что представляется весьма существенным, не находится, в отличие от русской культуры, в постоянном противоречии с индивидуализмом, которого в этих культурах в нашем понимании этого слова попросту нет.