Франк Трентманн - Эволюция потребления. Как спрос формирует предложение с XV века до наших дней

Эта новая эра в международной торговле оказала значительное влияние на нашу жизнь. Что и говорить: один-единственный завод уже может послужить причиной преобразований в экономике и обществе. Когда в XVII веке из Америки в Китай завезли питательный сладкий картофель, приносящий богатый урожай, миллионы крестьян переключились с выращивания риса на выращивание шелковицы для производства шелка, который можно было дорого продать и затем на выручку купить другие товары. (Сладкий картофель ели жареным и вареным, сушеным и консервированным, делали из него муку для макарон и даже вино [44] Чтобы понять важность этого «чудо-продукта», см.: Sucheta Mazumdar, «China and the Global Atlantic: Sugar from the Age of Columbus to Pepsi—Coke and Ethanol», Food and Food-ways 16, no. 2, 2008: 135—47. ). Американская кукуруза тоже способствовала освобождению земли и развязала руки китайским крестьянам, позволив им сосредоточиться на экспортных товарах вроде чая и сахарного тростника, вместо того чтобы выращивать рис для собственного потребления. Были те, кто выигрывал от подобного расклада, были и те, кому приходилось несладко. Когда голландцы ввели контроль за ценами на зерновые культуры, Индонезия и Малайзия резко превратились из процветающих стран, где крестьяне продавали сахар, перец и гвоздику, чтобы покупать себе одежду и другие товары, в бедные, а жителям снова пришлось заниматься сельскохозяйственным производством для собственных нужд. В Америке пристрастие европейцев к сахару породило организованную форму капитализма, основанную на рабстве и разведении монокультуры. Это была самая крайняя форма товаризации. Жадность жителей с одного континента привела к порабощению миллионов людей и превращению их в товар на другом континенте. Какое влияние западные империи оказали на культуру потребления и наоборот, мы внимательно рассмотрим чуть позже. А сейчас нам необходимо выяснить, почему же так сильно вырос спрос на товары.

Расширение межрегиональной, а затем и международной торговли совпало с внедрением рыночных отношений в повседневную жизнь людей. Признаки этого хорошо прослеживаются в Италии XV века, переживающей эпоху Ренессанса, в позднем периоде империи Мин, а также в Великобритании и Нидерландах XVII века. В то время как большинство европейцев, да и жителей остального мира занимались земледелием и скотоводством, ведя борьбу за выживание, перечисленные выше развитые общества раньше других превратились в настоящие очаги потребления. Жители этих стран стали приобретать больше вещей, чем прежде, так как могли себе это позволить: расширение рынков и сопутствующее ему разделение труда позволяли все большему числу граждан покупать предметы, которые были сделаны другими людьми. Говоря экономическим языком, все эти тенденции укладываются в такое понятие, как рост спроса, и, как нам предстоит увидеть, высокие доходы и возможность покупать больше товаров оказали огромное влияние прежде всего на исторические Нидерланды и Англию. Однако нам необходимо рассмотреть как количество товаров, так и их качество, если мы хотим понять, какую роль они играли в этих обществах, то есть нам нужно разобраться в их значении, стоимости и функциях. На спрос оказывали влияние культура и социальная структура, а они везде были разными. И хотя Италия эпохи Возрождения, Китай эпохи Мин, Великобритания раннего Нового времени и исторические Нидерланды, несомненно, выигрывали от расширения торговых связей и рыночных отношений, во всех этих обществах в итоге сформировались совершенно различные культуры потребления. Итак, в чем же заключалось это различие?

В XI–XIV веках Европа пережила настоящую торговую революцию: Флоренция, Венеция и Генуя превратились в процветающие звенья между византийским и мусульманским мирами, а в преимущественно аграрном европейском регионе начали появляться королевские дворы и ярмарки. Все началось с того, что купцы из городов на севере Италии начали привозить левантийский шелк, специи и другие предметы роскоши, которые они покупали на выручку от продажи зерна, меха и металлов из Европы. В течение следующих двух столетий колесо фортуны изменило свое направление. Европейская экономика ступила на путь расширения, в то время как экономика Леванта, наоборот, стала сжиматься. В Тоскане успешно развивалась шерстяная промышленность, благодаря тому, что маремма на юге Пизы привлекала овец с Апеннин. К XII–XIV векам жители Лукки, Флоренции и Венеции научились самостоятельно производить шелк, бумагу и стекло. Наряду с развитием банковского дела и торговли именно это кустарное производство стало предпосылкой к процветанию и росту этих городов; вскоре Северная Италия превратилась в один из наиболее урбанизированных регионов Европы. Флоренция начала расширяться в конце XIII века, и спустя два столетия территория города выросла в 15 раз. Горожане питались зерном из Апулии и с острова Сицилия. К 1575 году численность населения Венеции приближалось к 200 000, что в два раза превышало количество ее жителей перед эпидемией чумы в 1348 году. Успех всех этих городов зависел от торговли предметами роскоши, производство которых, в свою очередь, зависело от неравномерного восстановления Европы после бубонной чумы. Демографическая катастрофа уменьшила давление на землю, в результате чего доходы рабочих, которые сумели выжить, выросли. К 1500 году рост оплаты труда приостановился, население оправилось от удара, и на каждый акр стало приходиться больше голодных ртов, чем раньше. Цены росли, в особенности на продукты питания. Это негативно сказалось на жизни простого народа, а вот знати в Скандинавии и Центральной Европе такой расклад был на руку. Выигрывали от него также крупные землевладельцы в Италии и ремесленники Флоренции и Венеции, которые создавали предметы роскоши для дворцов [45] См. Richard Goldthwaite, The Economy of Renaissance Florence (Baltimore, MD, 2009); Robert S. DuPlessis, Transitions to Capitalism in Early Modern Europe (Cambridge, 1997); Harry A. Mis-kimin, The Economy of Later Renaissance Europe, 1460–1600 (Cambridge, 1977). .

Количество вещей росло, и год от года они становились все более утонченными. Эту тенденцию отлично демонстрирует изысканная столовая посуда. В домах росло количество ложек, вилок и стаканов. В 1475 году флорентийский банкир Филиппо Строцци заказал 400 стаканов из муранского стекла. В том же самом году торговец шелком Жакопо ди Джанноццо Пандольфини купил набор из 12 серебряных вилок и ложек. Когда Доминико Каппелло, сын венецианского адмирала Николло, умер в 1532 году, он оставил после себя 38 столовых ножей с серебряными ручками, 12 декорированных и позолоченных ложек и вилок, а также 42 вилки попроще (и это в то время, когда жители других частей Европы никогда даже не держали в руках вилку, не говоря уже о том, чтобы иметь ее у себя дома) [46] Patricia Fortini Brown, Private Lives in Renaissance Venice: Art, Architecture and the Family (New Haven, CT, 2004), 149 f. . Знатные особы все чаще использовали для приема пищи целые столовые сервизы. К концу XVI века сервиз маркиза Скварчафико из Генуи состоял из 180 оловянных кубков и 104 тарелок различного размера. Жившая по соседству семья Бригноле могла похвастаться сервизом из 115 серебряных тарелок. Появлялись и новинки, такие как подставка для яйца или специальные приспособления для чистки зубов ( итал . spazadente) и ушей ( итал . stuzicatoio da orecchi). Кубки иногда заказывали из Лондона, а ставили их на тонкую льняную ткань из Фландрии. Тем не менее бо́льшая часть серебряных ложек и кубков, стеклянных и керамических изделий производилась местными мастерами. В Венеции, например, они расписывали золотом стеклянные бокалы, а в Монтелупо в Тоскане и в Урбании, в регионе Марке, они наносили глазурь на обожженную глину в технике майолики, создавая красочную керамическую посуду (см. «Тарелка 1»). В XVI веке местный текстиль также пользовался большей популярностью, чем импортированный. Эти предметы столь высоко ценились не из-за материала или своей новизны, а из-за утонченного дизайна и отделки [47] См. Marta AjmarWollheim & Flora Dennis, eds., At Home in Renaissance Italy (London, 2006), в особенности главы «Tableware» («столовая посуда», автор Reino Liefkes) и «Sociability» («общение», автор Marta Ajmar-Wollheim), 254—66, 206—21. .