Ричард Овери - Сталин и Гитлер

И Тиссена, и Кравченко объединяло их общее убеждение, к которому каждый из них пришел самостоятельно и которое состояло в том, что экономические системы, которым они служили, в одном случае – капиталистическая, в другом – коммунистическая, при диктатурах стали похожими друг на друга. Пережитое ими пришло в полное противоречие с традиционными представлениями о двух экономических системах, которых они когда-то придерживались, и с тех пор считалось всеми как неоспоримое и самоочевидное свидетельство различий между двумя диктатурами. Марксисты считали национал-социалистическую экономику крайней формой капитализма, возникшей под давлением обвала экономики после 1929 года и страха перед рабочим классом. Коммунистический Интернационал характеризовал гитлеровскую Германию как «откровенно террористическую диктатуру наиболее шовинистического и крайнюю форму империалистического финансового капитализма» 7. Американский социолог Фредерик Поллок, писавший в годы Второй мировой войны, характеризовал германскую систему как «государственный капитализм», термин, получивший с тех пор широкое распространение. Поллок считал, что такой принудительный режим дисциплинировал трудовые ресурсы, способствовал устойчивости рынка, осуществлял широкое вмешательство в экономику, но в конечном итоге защищал процесс генерирования частной прибыли, которая является двигателем любой капиталистической экономики. В послевоенной интерпретации германская экономика при Гитлере стала характеризоваться как «дисфункциональный капитализм», типичное детище эпохи длительных кризисов 8.

Советская экономика при Сталине оказалась, напротив, системой, в которой фактор частной выгоды был полностью уничтожен, вместо частных предприятий воцарилась государственная собственность и экономическая жизнь направлялась исключительно агентами государственного планирования. Национал-социалистические экономисты из кожи вон лезли, чтобы доказать, что германская экономика при Гитлере не была социалистической плановой экономикой в марксистском понимании этого слова, «которая требует национализации всех средств производства» и «душит всякое независимое существование» 9. Послевоенные характеристики сталинской экономики были более критичными в отношении преувеличенных заявлений об экономических успехах, но никто не подвергал сомнению тот факт, что основными чертами советского эксперимента были коллективная собственность, государственное планирование и государственный контроль. Последние объяснения неудачи советской плановой экономики при Сталине вполне оправдывают характеристику «дисфункционального социализма» 10. И тем не менее обе системы и поныне продолжают характеризоваться как некие формы капитализма и социализма.

Основные различия между двумя экономиками были результатом не идеологических различий, а специфических обстоятельств, сложившихся в обеих странах. Германская экономика выросла за сорокалетний период до Первой мировой войны во вторую по размеру мировую индустриальную державу и вторую по объему торговли мировую империю. Промышленное развитие здесь опиралось на высококвалифицированную рабочую силу, внедрение достижений науки в производство и на оживленный мировой рынок. Государство играло важную роль в экономике, проводя политику протекционизма в тех областях, где это было необходимо, и обеспечивая развитие инфраструктуры услуг, но в экономике в целом преобладал частный бизнес, который регулировал свою деятельность через систему картелей и трестов. После войны экономика пыталась бороться за возвращение к уровню торговли и производства, достигнутому к 1914 году. В результате роль государства усилилась, оно всячески поощряло политику занятости населения, продвигая международную торговлю и наращивая государственные инвестиции. Инфляция 1923 года лишила собственности имущие классы и оставила Германию чрезмерно зависимой от иностранных источников капитала или государственных инвестиций. Падение рынка, начавшееся в Германии в начале 1929 года, заставило государство волей-неволей играть еще большую роль в усилиях по спасению рухнувшей германской банковской системы, которая в качестве антикризисной меры была эффективно национализирована, и всячески пыталось удержать рост массовой безработицы и сохранить уровень производства. К 1932 году частная экономика в Германии переживала острейший кризис; уровень производства в тяжелой индустрии был немногим выше уровня 1880-х годов, торговля сократилась наполовину от уровня 1928 года, а число безработных достигло более шести миллионов человек, или трети всей рабочей силы, занятой в промышленности 11.

Ситуация в Советском Союзе была прямо противоположной. Накануне Первой мировой войны Российская империя находилась на стадии стремительной экономической модернизации, однако темпы и характер этих преобразований тормозились в значительной мере из-за подавляющей доли аграрного сектора, в котором 80 % сельского населения добывали средства к существованию за счет земледелия, животноводства или сельских ремесел. К 1913 году промышленное производство выросло в десять раз по сравнению с 1860 годом и по объему валового продукта Россия вышла на пятое место в мире. Эти успехи были во многом достигнуты благодаря государственным заказам, особенно в связи со значительным увеличением вооруженных сил и большой ролью государства в управлении и патронаже над экономикой. Многочисленное бизнес-сообщество подразделялось на небольшой класс местных торговцев и предпринимателей и значительное число иностранных менеджеров и бизнесменов, пришедших в страну вслед за огромными инвестициями из-за рубежа. Тяжелая промышленность была развита очень широко, здесь предприятия объединялись в торговые синдикаты и регулировались напрямую государством. Потребительском сектор, где доминировал частный бизнес, строился и функционировал по рыночным законам, но большая его часть была технически отсталой, носила региональный характер и была незначительной по масштабам 12.

После Октябрьской революции молодое коммунистическое государство взяло в свои руки всю тяжелую промышленность, банковский сектор и железные дороги; большевики надеялись сделать землю и мелкую торговлю частью системы общественной собственности, однако фактический коллапс потребительского рынка и голод 1921 года убедили ленинское правительство отказаться от этих намерений и в результате начала Новой экономической политики почти 80 % мелкого производства и 99 % сельско-хозяйского хозяйства перешли в частные руки 13. К 1927 году объем промышленного производства и инвестиций достиг примерно уровня царских времен или 1913 года, но безработица среди промышленных рабочих держалась на уровне одного миллиона человек, тогда как крестьяне, мелкие торговцы и средний класс (так называемые нэпманы) укрепляли процветающую и в основном частную коммерческую экономику. Именно неспособность индустриального сектора развиваться более высокими темпами и очевидный факт того, что НЭП порождает новую форму быстро растущего мелкособственнического капитализма, подтолкнули власти на принятие плана ускоренной индустриализации страны под эгидой государства. В 1927–1928 годах советский режим предпринял под давлением Сталина вторую попытку создать истинно социалистическую экономику. В соответствии с первым пятилетним планом частная собственность на землю и частная торговля были уничтожены, вместо них возобладали общественная собственность на землю, коллективное сельское хозяйство и государственная торговля. К 1937 году в государственном секторе находились 93 % крестьянских хозяйств и две трети всех мелких производств 14. Все отрасли тяжелой промышленности, которую Ленин всегда считал приоритетной в деле обеспечения устойчивого роста социалистической экономики, развивались стремительно. В то время, когда Германия задыхалась в тисках самого острого в ее истории экономического кризиса, советская экономика расширяла свое производство, обеспечивала занятость населения и наращивала инвестиции с захватывающей дух скоростью. К началу 1932 года число занятых в тяжелой промышленности выросло в два раза по сравнению с 1928 годом, тогда как ежегодный прирост промышленного производства составлял немногим более 10 % 15. На короткий период советская экономика почти догнала германскую: в 1933 году германская сталеплавильная отрасль произвела 7,5 миллиона тонн стали, а Совесткая – около 6 миллионов 16.