Ричард Овери - Сталин и Гитлер

Антинационализм режима нарастал по мере приближения войны. В период между 1940 и 1948 годами более трех миллионов нерусских были вырваны из родных мест и сосланы вглубь советской территории. Здесь их постигла та же судьба, что и советских немцев, они оказались брошенными в специальных поселениях в отдаленных и пустынных районах Казахстана и Сибири без пищи и воды, и почти без крыши над головой – не большое удовольствие. Десять процентов из всех сосланных в спецпоселения – приблизительно 377 000 человек, умерли от болезней, недоедания и гипотермии 70. Тысячи других погибли на пути к поселениям, в процессе долгого медленного путешествия на поездах или истощающих вынужденных маршей. Депортации не имели особой схемы; не существовало единого, заранее обдуманного плана. Каждая новая волна депортаций была ответом на изменния во внешних обстоятельствах, происходивших за пределами Советского Союза: первая – в период сотрудничества с Германией, вторая – в ответ на страхи перед предательством в нерусских приграничных областях, третья – в послевоенных период, когда сотни тысяч людей были обвинены в сотрудничестве с немецким врагом и сосланы в лагеря ГУЛАГа или специальные поселения. Только в процессе второй волны депортаций происходило методическое переселение полностью всех этнических групп. До 1941 и после 1945 годов место ссылок выбиралось по политическим критериям – «социально опасный» или антисоветский, довольно растяжимым – от очевидных (националистический политик, священник, солдат и торговец) до абсурдных (филателист и знаток эсперанто, жертвы космополитического характера своих увлечений). Национальность как таковая не была единственной причиной; если бы это было так, миллионы других жертв, скорее всего, присоединились бы к невольному исходу 71.

Жертвами первой волны депортаций стали поляки, латыши, эстонцы и литовцы с бывших территорий царской империи, которые оказались под Советским контролем по условиям советско-германского пакта, подписанного 28 сентября 1939 года для подтверждения раздела Польши между двумя государствами. Точное число депортированных неизвестно, поскольку сотни тысяч людей либо добровольно переезжали в поисках работы в промышленные центры на западе Советского Союза, либо были призваны в Красную Армию. Число поляков, депортированных в лагеря и спецпоселения составляло примерно один миллион человек, мужчин, женщин и детей, включая 336 000 беженцев из западной оккупированной немцами части Польши. Но не все они были этническими поляками. Только 58 % из них говорили по-польски; пятая часть их была евреями, а 15 % – русскими или украинцами, попавшими в сети НКВД из-за политических взглядов или социального положения 72. В Прибалтийских государствах, оккупированных Советским Союзом в июне 1940 года, под прицелом оказались те же социально-политические элементы: 30 000 из Литвы, 16 000 из Латвии и 10 000 эстонцев 73. Они были депортированы в грузовых автомашинах, с грубым отверстием в деревянном полу, которое служило уборной, и крошечным занавешенным окном. Грузовики, вместимостью до 40 человек, были переполнены до отказа. Продукты поставлялись для каждого рейса, но их распределение зависело от охраны, которая воровала для себя либо продавала запасы. Обед из супа, хлеба и соленой рыбы давали только один раз в несколько дней, и немного воды; и как следствие, высокий уровень смертности от обезвоживания среди наиболее уязвимой части депортируемых – детей и стариков. Совершить побег можно было только проломив истертый и прогнивший пол в грузовике, но позднее охрана приделала импровизированную стальную косу под последним грузовиком, так, что она перерезала беглецов пополам, когда они ложились на дорогу 74.

Причина второй волны депортаций была иная. Вслед за вторжением 22 июня 1941 года население в приграничных областях, этнически связанное с вторгшимися армиями, было выселено по причинам безопасности: о судьбе советских немцев было сказано выше, но к ним присоединились 89 000 финнов, сосланных в Казахстан в сентябре 1941 года вопреки тому, что армия отчаянно нуждалась в людских ресурсах и поездах для сдерживания стремительного наступления противника. Два года спустя десять меньших по численности национальных меньшинств из южных приграничных районов были все коллективно наказаны по личному распоряжению Сталина за сотрудничество с оккупантами. Все они рассматривались как потенциальная угроза безопасности, но поскольку не представлялось возможным определить, кто именно из людей сотрудничал, либо мог сотрудничать в будущем, все население было превентивно депортировано, а их земли были отданы ветеранам или русским поселенцам. В 1943 году на восток были сосланы 93 000 калмыков и 69 000 карачаевцев; через год – 387 000 чеченцев, 91 000 ингушей, 38 000 балкарцев, 183 000 крымских татар, 15 000 греков и 95 000 турок-месхитинцев и курдов 75. Правомерность депортации была воистину сомнительной, но многие малые народности находились в натянутых отношениях с Москвой еще задолго до войны. Они были уязвимы в силу своей немногочисленности, и благодаря политике коренизации легко опознаваемы. Многие украинцы также сотрудничали с немецкими оккупантами или вступали в антисоветскую националистическую армию, сражавшуюся и с немцами и с русскими. Но аппетита Сталина к мести не хватило на переселение 40 миллионов украинцев из наиболее плодородной и промышленно развитой республики 76. Однако, через три года после окончания войны в трудовые лагеря и спецпоселения прибыла третья волна депортированных. Некоторые из них были украинцами и белоруссами, добровольно сотрудничавшими с немцами; другие работали или воевали на стороне немцев для того, чтобы избежать голодной смерти и тюремного заключения; третьи были остарбайтер, т. н. восточными рабочими, два миллиона которых были переправлены в Германию для работы в военной промышленности и сельском хозяйстве. Так как среди них было много этнических русских, эта третья волна была, как и первая, неопределенной по расовому составу. Ее численность трудно установить сколь-нибудь точно, но к 1949 году было 2,3 миллиона обитателей специальных поселений, почти все они были представителями национальных меньшинств; четыре пятых из них были осуждены по декрету в ноябре 1948 года провести остаток своих жизней в этих поселениях. В первые пять послевоенных лет 219 000 депортированных в южные районы, погибли 77.

Несмотря на то, что крупномасштабные этнические депортации в Советском Союзе после 1945 года пошли на убыль, у свидетельства их связи с обстоятельствами войны – сталинистского антинационализма была еще одна глава. В годы, предшествовавшие смерти диктатора в 1953 году, пришла очередь советских евреев стать объектом преследований. Еврейская община в Советском Союзе представляла проблему для советской национальной политики. «Я не могу их проглотить, я не могу их выплюнуть, – как говорят, воскликнул Сталин после того, как восторженная толпа из 50 000 евреев приветствовала первого посла Израиля в Москве в октябре 1948 года. «Это единственная группа, которая совершенно не поддается ассимиляции» 78. Когда Сталин писал о национализме в 1913 году, он признавал уникальный характер еврейской идентичности. Из 81 страниц его труда «Марксизм и национальный вопрос», 17 были посвящены еврейскому вопросу. Сталин считал, что евреи обладают «национальным характером», но так как они лишены какой-либо связи с землей и в силу этого не имеют четко обозначенной территории, они не «образуют нацию». Он сокрушался по поводу того, что он называл еврейской «обособленностью» и видел в «национальной исключительности» евреев, претенциозную и враждебную социализму черту 79.