Ричард Овери - Сталин и Гитлер

Многое в новых исторических взглядах на личность Сталина остается бесспорным, но идея «слабой диктатуры» правомерна лишь в той степени, в какой эта история сопоставима с мнимым идеалом абсолютной, всеобъемлющей власти, воплощавшейся в жизнь с непоколебимой последовательностью человеком, одержимым далекоидущими амбициями. Противопоставленная преувеличенным ожиданиям от врожденного тоталитаризма, диктатура должна всегда быть чем-то меньшим: чем больше эти абстрактные понятия абсолютной и неограниченной, заранее спланированной власти рассматриваются как проявление «силы», тем слабее будет выглядеть сама реальность. Дихотомия логически абсурдна.

Диктаторская власть не является несовместимой с децентрализованными системами правления или системами, находящимися в зависимости от масштабного делегирования полномочий, также она не является несовместимой с моделями политических процедур принятия решений, которые нечетко определены, или противоречивы, или чья социальная реальность не соответствует политическим амбициям режима. Диктатуры могут достигать своих целей менее противоречивым или с социальной точки зрения более эффективным способом, но властные взаимоотношения между диктаторами и народами, которым они правят или от имени которых они выступают, длятся так долго, пока они сохраняют способность претендовать на власть, а народы остаются готовыми приписывать им эту власть. Привычная власть может не быть неограниченной, особенно если установившаяся диктатура стремится узаконить свое существование, добиваясь единодушного и прямого одобрения народа, и тем не менее она остается над или вне пределов досягаемости законов, подобно всесильному Левиафану Томаса Гоббса. Ни Сталин, ни Гитлер не были идеальными представителями абсолютизма, и само понятие совершенного диктатора – лишь схема, лежащая за рамками реальной истории.

Черты и характер обеих диктатур были сформированы прежде всего конкретными историческими обстоятельствами, связанными с бурными, динамичными, часто противоречивыми и не взаимосвязанными событиями, происходившими в каждой их двух систем. Обе диктатуры развивались и подпитывались в большей мере теми факторами, которые были вызваны к жизни исключительными по силе кризисами. Сталинская диктатура родилась в горниле так называемой «второй революции» после 1928 года, консолидировалась в период коллективизации и политического террора, затем была ввергнута в войну с Германией и завершилась восстановлением страны, опустошенной в результате этого конфликта, и началом противостояния в «холодной войне» против враждебного Запада. Гитлер был детищем поражения Германии и политической гражданской войны; его режим сначала шаг за шагом консолидировал национальную революцию, затем приступил к массированному перевооружению и военной экспансии, которая завершилась войной несоразмерных масштабов, развязанной в целях претворения в жизнь амбициозных планов перекройки Европы и подчинения ее «Новому порядку», установившемуся в Германии после 1939 года. Некоторые из этих обстоятельств были результатом далекоидущих и экстравагантных претензий самих тиранов, другие – нет; диктаторы посвятили больше времени реагированию на непредвиденные обстоятельства, чем на составление планов и осуществление диктаторских замыслов. Кризис толкал диктатуры вперед, личная власть тиранов при этом все более нарастала. Стратегии того, что сейчас называется «кризисным менеджментом», тесно переплетались с властными структурами обоих режимов, что привело к развитию экстраординарной политико-административной системы, которая была вынуждена гнаться вслед за своими проблемами, искать пути их решения, новаторские, временами противоречивые и часто возникавшие в результате простой импровизации. В Советском Союзе чрезвычайные меры, которые применялись в 1930-х годах, чтобы справляться с экономическими и социальными трудностями, уже в 1928 года приобрели официальный статус 57. В Третьем рейхе действовавшие прежде институты власти и административные регламенты в своем стремлении угодить Гитлеру или устранить временные трудности соперничали с новыми установлениями и новыми партийными назначенцами. Следствием этого зачастую были беспорядочная свара за приоритетное положение и поиски способов обойти красную черту или избежать широко распространенного явления «Doppelarbeit», или дублирования функций разными ведомствами 58. Ни одна из двух систем никогда не переживала периодов гармоничного, сбалансированного развития. Ощущение кризиса, перманентных трудностей, которые было необходимо преодолевать, социальные конфликты и военные столкновения держали оба общества в состоянии постоянной мобилизации.

Второе обстоятельство представляется самоочевидным. Оба государства опирались на огромную, сложную, многослойную структуру управления, включавшую правовой, административный, экономический секторы управления, а также систему безопасности. Их задача состояла в том, чтобы трансформировать политику в реальные действия, в рамках которых каждый элемент функционировал автономно. Хотя многое из того, что делалось, в конце концов зависело от принятых политических решений и идеологических установок, спущенных сверху из центра, промежуточные и периферические звенья административной машины должны были сначала интерпретировать эти инструкции, чтобы затем преобразовать их в правовую, социальную и экономическую реальность. При этом существовали огромный простор для субъективизма, возможности для импровизаций, юридических споров и даже для сознательного проявления нелояльности. Подробные данные о выполнении пятилетних планов в 1930-х годах свидетельствуют о том, что во многих случаях местным руководителям не удалось бы достичь намеченных центром целей, если бы они не подкупали, нарушая закон, рабочих, не изыскивали дополнительные неофициальные поставки либо не фальсифицировали статистические показатели в отчетах 59. Вряд ли можно предполагать, что тот или иной диктатор был бы способен непосредственно контролировать ход формирования всей политики или лично следить за ее исполнением. Избежать этих естественных ограничений было почти невозможно даже в случае с Советским Союзом, где существовала разветвленная сеть контрольных комиссий, в задачу которых входила проверка показателей выполнения планов 60. В этом отношении оба диктаторских государства не отличались от любого другого крупного современного государства. Конкуренция между отдельными ведомствами, споры по политическим вопросам, пропасть между планами центра и возможностями их реализации на местах, определенная независимость в принятии решений со стороны руководителей, находящихся вдали от центров власти – все это в большей или меньшей степени относится к тривиальным реалиям любого современного государства и в равной степени справедливо как в отношении Америки эпохи Рузвельта, так и Германии эпохи гитлеровской диктатуры. Практические детали функционирования режимов мало чем могут помочь при определении степени власти, которой пользовались наши тираны, но они позволяют понять, почему реализация одних направлений политики оказалась настолько более трудновыполнимой по сравнению с другими.