Мойзес Наим - Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе

В представлении Ная мягкая сила – это трудноизмеримая, но легко выявляемая разновидность власти: власть репутации и уважения; доброжелательности, излучаемой прекрасно зарекомендовавшими себя институтами; экономики, с которой чаще предпочитают иметь деловые и торговые отношения. Возможно, эту форму власти сложнее описать в количественных показателях, чем количество истребителей, пехотных дивизий или миллиарды баррелей нефтяных запасов, но ее ценность не менее очевидна. В 1990-х годах стало совершенно ясно, что дополнительными составляющими мягкой силы США стали Силиконовая долина и Голливуд, способствующие всемирному распространению технологических новаций и развлекательной продукции, проповедующей американские культурные ценности. Мягкая сила – явление, свойственное не только Соединенным Штатам, однако в середине 1990-х американское доминирование на этой новой ключевой арене власти казалось столь же абсолютным, как и в традиционных областях.

Кроме того, достигло небывалого в истории размаха и международное сотрудничество. Начиная с создания в 1945 году Организации Объединенных Наций, правительства непрерывно увеличивали инвестиции в новые инструменты сотрудничества. Только с 1970 по 1997 год количество международных соглашений увеличилось больше чем втрое {204} 204 Patrick, S. “Multilateralism and Its Discontents: The Causes and Consequences of U. S. Ambivalence”, Multilateralism and U. S. Foreign Policy: Ambivalent Engagement. . Государственный департамент Соединенных Штатов ежегодно публикует перечень действующих в США договоров, который насчитывает без малого пятьсот страниц и включает тысячи соглашений, охватывающих буквально все – от белых медведей и дорожного движения до ядерного топлива {205} 205 United States Department of State, Treaties in Force: A List of Treaties and Other International Agreements of the United States in Force on January 1, 2012. . Век назад можно было бы только мечтать о нормах поведения государств, руководящих органов и организаций, которые сегодня приняты многими участниками. Они регулируют практически все – от вопросов обращения с военнопленными и промысла рыбы до тарифов на международные телефонные звонки. Торговля, финансы, средства коммуникации, миграция, космические программы, распространение ядерного оружия, растения и животные, которым грозит вымирание, эпидемии, терроризм, преступность – по всем этим вопросам существуют соглашения или организации, которые сужают свободу действий отдельных стран, но создают пространство для взаимных компромиссов и разрешения противоречий.

Ученые называют это режимом – сводом правил, призванных решить ставшую предметом всеобщего беспокойства конкретную проблему. И когда мы понимаем, что возникает очередная глобальная проблема – в качестве примеров возьмем хотя бы изменение климата или финансовую нестабильность, – здоровый инстинкт подсказывает нам, что следует объединить усилия и попытаться создать такой режим, при котором все страны будут решать ее сообща, а не по отдельности. Это далеко не та хищническая, подчиненная узкокорыстным интересам государственная политика, которую рассматривали как само собою разумеющееся Макиавелли и Гоббс. Сегодня, когда мир состоит из почти двухсот отдельных суверенных государств, гораздо чаще удается приходить к консенсусу касательно того, как следует себя вести различным государствам. Сочетание гегемонии и правил поведения всегда благоприятно сказывалось на глобальной стабильности. Эти подходы не конкурировали, а дополняли друг друга. Сама система Организации Объединенных Наций, предусматривающая постоянные представительства и право некоторых членов Совета безопасности ветировать решения, была устроена таким образом, чтобы укрепить авторитет стран-победителей во Второй мировой войне, и в частности авторитет Соединенных Штатов. Америка взвалила на себя традиционный груз забот, проистекающих из лидерского статуса: военное присутствие в Европе и Азии, роль мирового полицейского, подписание плана Маршалла, формирование львиной доли бюджета ООН и бюджетов других международных организаций. Соперник Америки Советский Союз, создавая блок сателлитов из восточноевропейских государств и развивающихся стран, действовал при помощи идеологии, нефти и оружия. Поддерживаемое угрозой вполне реального взаимного ядерного уничтожения, противостояние двух государств практически не оставляло пространства для возникновения и расширения каких-либо локальных конфликтов. И после распада Советского Союза Америка сохранила все признаки гегемона и бремя обязанностей, налагаемых этим статусом. Она обладала неоспоримым военным превосходством, крупнейшей в мире экономикой, капиталовложениями и торговыми связями по всему миру, сильной и стабильной политической системой, безопасной для жизни и хорошо охраняемой государственной территорией, а также густой сетью дипломатических, военных и разведывательных миссий в каждом уголке планеты, представляющем интерес. В то же время разветвленная структура международных соглашений и форумов препятствовала ожесточению споров и перенаправляла энергию соперничества в более конструктивное русло дискуссий и соглашений. Сторонники теории стабильности в условиях экономической гегемонии торжествовали: жесткая власть оружия и денег, мягкая сила культуры и идеологии, а также сдерживающие узы социальных институтов наводили на мысль, что впереди нас ожидает длительный и полный всяческих достоинств Pax Americana.

Спустя десятилетие картина усложнилась. Беспрецедентный по дерзости теракт 11 сентября развеял иллюзии Америки о территориальной неприкосновенности. Неразрешимые конфликты в Ираке и Афганистане показали, что военное превосходство США небезгранично. Финансовый кризис и масштабная рецессия обнажили слабые места в американской экономике. Руководство демократов и республиканцев пыталось преодолеть разногласия в вопросах внутренней политики, раздиравшие две крупнейшие партии США. И в то же время говорить о появлении какого-либо соразмерного им конкурента не было никаких оснований. Китай, Индия демонстрировали феноменальный рост, но по-прежнему существенно отставали от лидера, а кроме того, серьезные внутренние проблемы никак не укрепляли их позиций. Каких-либо новых союзов или соглашений между странами, которые всегда не против поиграть на слабостях Америки, также не наблюдалось. Классические элементы равновесия – те самые, при помощи которых государства готовы способствовать возникновению союзных отношений с одними странами и пресекать влияние других, – по-прежнему бездействуют. Несколько стран ведут неприкрытую борьбу за лидерство, используя для этого глобальные переговорные площадки, охватывающие буквально все – от правил ведения торговли до изменений климата, но это все-таки не концентрация военной техники на границах с сопредельными государствами. С тех пор как было прекращено действие Варшавского договора, в мире не возникло ни одного военного альянса, готового оппонировать НАТО с США во главе. И тем не менее, когда мы говорим об использовании Америкой (внутри которой противостоят друг другу два политических лагеря) своего положения гегемона, ее действия вызывают двоякие ощущения. Так в чем же здесь, собственно, дело? За последние годы это чувство беспокойства породило массу домыслов и много раз служило поводом для волнений {206} 206 Liberman, P “What to Read on American Primacy”, Foreign Affairs, 12 марта 2009 г.; см. также Brooks, S. and Wohlforth, W “Hard Times for Soft Balancing”, International Security 30, № 1 (лето 2005 г.), с. 72–108. .