Мойзес Наим - Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе

В экономике есть понятие гибельной конкуренции. Она возникает, когда цены, устанавливаемые поставщиками в той или иной отрасли, падают ниже себестоимости. Компании идут на это, если хотят срочно сбыть товарные запасы или когда их цель – не скорая максимизация прибыли, а разорение одного или нескольких конкурентов. Конкуренты отвечают тем же. И если такая игра перерастает из короткой вспышки откровенно агрессивной рыночной политики в устойчивый паттерн, это грозит опрокинуть всю отрасль. Определенные обстоятельства особенно предрасполагают к возникновению гибельной конкуренции. Например, она возникает, когда налицо значительный излишек производственных мощностей – простаивающие станки и заводы или переполненные товарами склады – и компании снижают цены лишь затем, чтобы бизнес не остановился совсем. В некотором смысле гибельная конкуренция – это порочная мутация идеальной конкуренции, столь милой сердцу экономистов.

Гибельная конкуренция – образ, помогающий хорошо проиллюстрировать, какими бедами чревато распыление власти и ее последующий упадок. Когда власть трудно применять и удерживать, когда она распределяется среди широкого и постоянно меняющегося круга мелких субъектов, могут сложиться формы взаимодействия и соперничества, пагубные для общественного блага, угрожающие здоровью экономики, процветанию культуры, стабильности наций и даже миру на Земле. В политической мысли подобная ситуация отражена в классическом контрасте двух противоположностей: тирании и анархии. Чрезмерно сконцентрированная власть порождает тиранию. На противоположном полюсе чем более дробной и размытой становится власть, тем выше риск анархии – состояния, когда порядок сменяется хаосом. Обе эти крайности редки: даже у самых диктаторских режимов есть бреши, и в самых анархических средах рано или поздно возникает какое-то зерно порядка и какая-то власть, и хаос отступает. Но главный смысл сравнения в том, что активное размывание власти и неспособность главных ее субъектов главенствовать столь же опасны, как и чрезмерная концентрация власти в руках немногих.

Обширный упадок власти, когда каждый сколько-нибудь значимый участник может блокировать инициативы других, но ни один не в состоянии навязать остальным свою волю, так же опасен для национальной политической системы и общества, для любого социума и даже семьи, как и для международного порядка. Когда применение власти настолько ограничивается, наступает паралич, пагубный для стабильности, предсказуемости, безопасности и материального благополучия.

Есть много способов поддерживать порядок в среде, где власть распылена, эфемерна и подвержена распаду. Среди них федерализм, политические союзы и коалиции, международные организации, всемирно принятые (и устанавливаемые) правила и нормы, взаимное ограничение ветвей власти, моральные и идеологические узы, осененные знаменами христианства, ислама, социал-демократии, социализма и так далее. Все это решения одной старой проблемы, восходящей к античным полисам. Однако нынешний упадок власти еще не вызвал к жизни новых компенсирующих механизмов: инноваций в устройстве общественной жизни, которые позволили бы нам во всей полноте использовать персональную автономию, порождаемую сверхраспределенной властью, и одновременно оградили бы от создаваемых ею весьма реальных и страшных опасностей.

Чтобы лучше понять последствия упадка власти для общественного благополучия, представьте график в виде перевернутой подковы. Он изображает упадок власти: слева она концентрирована, справа распылена – в отношении к состоянию широко востребованных ценностей, таких как политическая и социальная стабильность, достойные общественные установления и прочная экономика.

Рис. 10.1. Упадок власти: перевернутая подкова

Горизонтальная ось, где отмечаются степени упадка власти, начинается (с левого края, у начала оси) с максимальной концентрации власти в руках немногих. В этой области находятся тирании, монополии и другие формы жесткого контроля в политике и экономике, при которых уровни социального благополучия несоразмерны. На другом конце оси власть максимально распылена и размыта. Здесь распад систем оборачивается анархией, и ситуация в обществе столь же мало приемлема, сколь и в начале оси, где концентрация власти высока и нормой остается политическая и экономическая монополия.

Фокус в том, чтобы научиться держаться в середине графика, в зоне стремительных и всеохватывающих перемен. Наша терпимость – насколько широка эта средняя зона, где мы готовы находиться, – будет варьироваться. В экономике равно не подходят ни монополии, ни разрушительная гиперконкуренция, но здесь речь все же не идет о жизни и смерти, в конце концов, мы можем жить при множестве разных моделей, пусть даже оставляющих желать много лучшего. Но в политике, если эта область, растягиваясь, захватывает экстремизм и насилие, на кону оказываются куда более серьезные вещи. И когда военный порядок в мире рассыпается и армии могущественных стран терпят поражения от пиратов, террористов, партизан, мафиозных картелей и государств-изгоев, ставки поднимаются выше некуда.

Перед нами встают громадные проблемы, такие как распространение ядерного оружия и глобальное потепление, которые просто не могут быть решены, если мировое сообщество будет расшатываться и дробиться и все больше терять способность к коллективному действию. Упадок власти обостряет эти проблемы – тем более когда все новые страны запускают ядерные программы или обретают способность создавать сложные программы-вирусы, которыми можно поражать противника и на своей территории, и за границей. В свою очередь не способствует поиску решений и ослабление ведущих игроков: миновали времена, когда одна-две супердержавы могли просто диктовать остальным свою волю.

Сообща бороться за сохранение мира, противостоять терроризму, обеспечивать международную экономическую координацию для роста мировой экономики, искоренять болезни, сдерживать климатические изменения, распределять дефицитные ресурсы, преследовать мошенничество и отмывание денег, защищать редкие виды животных и растений – все это работа на общее благо. Иначе говоря, от их успеха выигрывает каждый, включая и тех, кто никак не помогает их осуществлению. В этом состоит классическая дилемма, которую социологи именуют проблемой коллективных действий {362} 362 Olson. The Logic of Collective Action: Public Goods and the Theory of Groups . .