Лилия Нилова - Дохулиарды. Не тратить меньше, а зарабатывать больше

А у меня – говно какое-то, если выразиться мягко. Мама то и дело вопит, заставляет делать уроки – не чтобы я была умная, а ради удовлетворения собственных амбиций! Постоянно надо рефераты какие-то писать, в первом-то классе. Мне за них ставят «4» – неплохо же, для третьей с конца. А она говорит: «Почему не 5?»

Да потому что мне и читать-то было тяжело, из-за дислексии и дисграфии. К концу первого класса, помню, мы решили эту проблему с логопедом. И я уже могла осилить 120 слов в минуту, а начинала с 16! То есть за учебный год ускорилась в 10 раз. Хотя б за это меня стоило похвалить, да некому.

Словом, и учиться было тяжело, и находиться в компании людей, которых я на дух не переносила, – тоже приятного мало. А у мамы тем временем появилась своя тусовка, таких же «яжматерей», которые соревновались успехами своих гениальных детей, а я достижениями не блистала.

Потом в школе открылся поэтический кружок, куда меня срочно и отправили. И кстати, почти без принуждения. Мне от мамы передалась тяга к сочинению стихов.

Помню свой первый шедевр:

Неплохо для трехлетки, я считаю. Просто новый хит Светланы Лободы.

В поэтическом кружке, куда я пошла в шесть лет, было прикольно. Оказалось, что это единственное место, где на меня всем не плевать. И наконец-то я хоть как-то начала реализовываться. Мы зажигали свечу, внимательно смотрели на нее и строчили вирши. Такое вдохновение-медитация.

Вот с английским у меня было как в песне: «I love to hate you», люблю-ненавижу. Потому что до 1-го класса я этот язык вроде как знала: и бабушка-переводчик мне преподавала, и в садике мы что-то учили. Но пришла в школу, и у нас какая-то лютая программа началась. I have been, I was doing … – вот это все, сложные времена. В первом классе. Я еще читать не умею толком, а мне уже что-то про разницу can и could втирают, а не просто «иц э пенсл». Честно старалась что-то понять, но получалось не настолько хорошо, как хотелось бы мне и особенно маме. Только в 11-м классе бессменная наша «англичанка», любимейшая моя учительница из всех, заявила однажды:

– Ладно, Лиля. Ты, наконец, заслужила свою пятерку, «выгрызла»!

Я до сих пор считаю, что из всего, что предлагала мне школа, в жизни пригодились только инглиш, литературный кружок и математика до 7-го класса.

Жаль, что там не учили тому, что действительно нужно.

Например, как правильно обращаться с деньгами.

До всего пришлось допетривать самой.

Я всегда была в курсе финансовых дел моей семьи, так как обсуждались они прямо при мне. Масла в огонь подливала и бабушка: как только приезжала к маме, принималась орать: «Вы неверно распоряжаетесь деньгами! У вас дома бардак! Вы ужасные родители!»

Словом, мне как-то сразу стало очевидно, что мама и отчим с финансами взаимодействуют неправильно.

Когда мне было 5 лет, мама пошла работать, чтоб хоть какие-то средства появились. На лето меня даже отправили в особый детсад, расположенный за городом, будто пионерлагерь. В основном туда сдавали детей работники Ленинградского металлического завода. Пролетарии, проще говоря.

И я оказалась там совсем одна. Ни мамы, ни папы, ни бабушки. Никто не звонит, да и как звонить, если мобильные телефоны тогда были только у богатых.

Помню, мама наклеила на стену календарик с динозавриком, обвела дату кружочком и сказала: «Приеду, когда будет этот день». И я смотрела на этот календарь каждый гребаный день в течение двух недель.

Мне оставили какие-то гостинцы, так хорошо спрятали, что я об этом даже не узнала. Чувствовала себя какой-то несчастной беспризорницей! Меня угощали другие дети. Кто-то даст пряник, кто-то – яблоко. Я это все не ела, а складывала в пакет и ныкала то под матрас, то под подушку. Когда, наконец, за мной приехали, сказала: «Папочка, мамочка, только, пожалуйста, не голодайте!» И поднесла все эти дары им.

То есть я стала родителем для своих родителей уже в 5 лет. Понимала своим недетским умишком, что они ничего не зарабатывают, пыталась о них заботиться.

Мне было с чем сравнивать. Взять хоть Михайлова, друга моего отчима. Все время при деньгах: красивая жена, понтовая машина-иномарка, кайфовая квартира в центре города и хорошая работа – в продажах. И вроде Михайлов из той же грязи, то есть Гатчины, но у него откуда-то все это взялось!

А мой отчим тем временем перебивается от зарплаты до зарплаты, все время в долгах, у того же друга занимает постоянно. И меня это возмущало! Ведь все просто: будь, как Михайлов, и жизнь наладится!

Я жалела, что еще не взрослая и не могу реализовать те идеи, которые потихоньку в голове рождались, чуть ли не с рождения.

Например, когда мне было 3 года, мама говорит:

– Я приготовила шарлотку, сейчас она остынет, и можно кушать.

А я отвечаю:

– Мама, ее же можно продать!

– В смысле?

– Ну, пойти к метро и продать!

Для меня это было как дважды два. У входа на станцию любой желающий может что угодно «загнать» – а нам кто мешает?

Я все время искала способы заработка, играла в магазин. Собирала и сдавала бутылки – ну, вы помните. У меня только за счет «стеклянной валюты» и были карманные деньги, потому что родители никогда мне ничего не давали. Зато когда стала постарше, они начали меня «трудоустраивать»: то с братом посиди, то забор на даче покрась, то у родительских друзей нянькой поработай! Ладно, хоть «зарплату» честно платили.

Еще я собирала грибы и продавала их на трассе, красиво разложив товар на новеньком пакете, а не на какой-то грязной тряпке. Пришлось ради этого раскошелиться на два рубля. Такой у меня был маркетинг!

Я много умных слов от родителей узнала. «Себестоимость», например. Ниже нее, дескать, продавать нельзя! Сами ничего не умели, зато других учили.

– Какую мне зарплату попросить? – спрашивала я, когда меня отправляли с детьми друзей сидеть.

Мне отвечали: такую-то.

Я тут же интересовалась:

– Маловато че-то. А поднять можно?

– Можно. Просто скажи, что тебе должны столько-то.

А мне было стыдно просить, маленькая же еще. Зато с детства осознала, что только деньги могут вытащить меня из той помойки, где я жила. У кого они есть, тот и музыку заказывает. Так устроен этот мир!

Как-то раз, когда мне было 10 лет, бабушка спросила:

– Лиля, будешь продавать лук?

Она много в том году вырастила.

– Да, окей. А что мне с того будет?

– Целых десять процентов!

Расщедрилась… Видимо, думала, что это справедливая цена. А по мне так грабеж средь бела дня. Но я своих границ отстаивать не умела, потому и решила действовать исподтишка: ты грабишь меня, а я – тебя.