Сергей Кабашов - Бюрократия. Теоретические концепции: учебное пособие

Историки также затруднялись изучать историю государственного управления и государственного аппарата по целому ряду причин — из-за закрытости государственной службы в СССР, недоступности многих архивных источников, отсутствия всеобъемлющей, а главное — достоверной статистики и др. В трудах историков вопросы российской государственной службы в основном рассматривались в контексте изучения абсолютизма в России, развития государственного аппарата, становления чиновничества, проблем борьбы с бюрократизмом и т. п, (П. А. Зайончковский, Н. П. Ерошхин, С. М. Троицкий и др.). В советской историографии российское чиновничество традиционно рассматривалось с точки зрения классовой теории и анализировалось преимущественно не как самостоятельная страта, а как составная часть дворянского класса.

Как это было в недавнем прошлом, первые книги, посвященные советскому чиновничеству или затрагивающие отдельные стороны проблемы, вышли за рубежом. В конце 80-х — начале 90-х гг. по понятным причинам сначала отечественные публицисты, а затем историки и представители политической науки активизировали работу над этими сюжетами. Стало осознаваться то обстоятельство, что пороки нашей системы управления коренятся не только в ее бюрократических, но и в других, зачастую прямо противоположных свойствах. Словом, суть дела не в бюрократии как таковой, а в системе власти, взятой в целом, еще точнее — в том способе человеческих отношений, способе господства-подчинения, который приобрел в советском обществе доминирующее значение.

Еще в середине 60-х гг., в атмосфере приостановки процесса «десталинизации», начатого XX съездом КПСС, достоянием часта общественного и научного сознания стали представления о высокой степени бюрократизации нашего общества, о возрождении в новом обличье традиционного для России «азиатского» порядка. Дискуссия о генезисе российской «азиатчины» возникала в отечественной науке дважды: в начале 30-х и в середине 60-х гг. Два раза делалась попытка теоретически осознать на базе марксизма закономерности развития тех обществ, которые не пошли путем капиталистического индустриализма, оставаясь в русле циклической модели, которой К. Маркс, как известно, дал условное название «азиатского способа производства».

И всякий раз инициаторы этих попыток терпели поражение от носителей охранительно-догматических функций в идеологии, выступавших под флагом «истинного» марксизма. В результате в советской и российской науке отсутствует марксистская или какая-либо иная удовлетворительная трактовка этого массива исторических феноменов.

Между тем можно предполагать, что именно на этом пути и именно отечественные историки и социологи приблизились к оригинальному пониманию закономерностей российской истории в рамках истории Востока, избегая пути между истматовским начетничеством и повторами клише американо-западно-европейской политической науки. Дискуссии об «азиатском способе производства», если бы они не были свернуты, выводили нашу науку к центральному «перекрестку» мирового социально-исторического знания, к проблемам, которые считали главными М. Вебер и А. Тойнби.

Одним из важных понятий, рожденных в ходе этих дискуссий, стало понятие «государство-класс», отражающее ту несомненную истину, что в социальном устройстве множества древних и средневековых деспотий государственные институты и бюрократический слой приобретали самодовлеющий характер и в таком своем качестве устанавливали и увековечивали определенный порядок вещей, противостоящий спонтанному развитию общества и самореализации общественных сил.

Однако установление ведущей роли товарно-денежных отношений и рыночных механизмов вместо преобладающих отношений господства-подчинения и традиционного нормативно-ценностного регулирования, могло произойти только там, где рыночные отношения не были подкреплены централизованной государственной мощью и тысячелетней этатистской идеологией.

Проблема бюрократической власти в отечественной литературе наиболее остро встала во второй половине 80-х гг. в связи с осмыслением природы государственно-политического устройства Советского Союза.

Интересна сама эволюция взглядов на эту проблему. Первоначально бюрократия мыслилась как деформация принципов социалистической демократии и советской системы управления. Однако в русле этой части публикаций пришло осознание неадекватности понятия бюрократии для раскрытия происходивших в СССР процессов, что повлекло появление таких новых понятий, как «административно-командная система» (Г. X. Попов), «этакратия» (М. А. Чешков) и т. п., призванных заменить или дополнить понятия бюрократии, поскольку само по себе оно не в состоянии отразить сложность той политической и социально-экономической реальности, с которой приходится иметь дело исследователям и аналитикам.

Концепция Г. X. Попова о формировании в СССР административно-командной системы, делавшая упор на экономические провалы советского режима, получила достаточно широкую поддержку в научной литературе, особенно в той ее части, которая рассматривала проблему бюрократии сквозь призму истории социально-экономического развития страны. Однако эта концепция подвергалась критике за упрощенный подход к исследованию внутренних социальных процессов, происходивших в советском обществе.

Менее известной, но достаточно интересной с точки зрения исследования глубины феномена бюрократии является концепция этакратии, сформулированная М. А. Чешковым. Он выступил против распространенного в западной политологии взгляда на бюрократию как особый класс в советском обществе, поскольку, по его мнению, при таком подходе природа класса подменялась проблемой его состава, а совокупное бытие класса — положением индивида в его структуре, причем в качестве классообразующих факторов принимались лишь статус, власть и род занятий.

М. А. Чешхов предположил, что в СССР соединение государственной собственности, государственной власти и общественных функций, имеющих объектом общество в целом (интеграция, регулирование, трансформация), образовало механизм, действие которого сформировало особую классоподобную социальную общность — этакратию. В этом механизме государственная собственность выступает как основа, государственная власть — как движущая сила, а общественные функции, вернее, их монополизация — как основной способ формирования этакратии.

Механизм, формирующий этакратию, определял и ее внутреннюю организацию, которая построена по иерархическому принципу и имеет тотальный, т. е. всеохватывающий характер. Иерархия по всем трем осям — собственности (технобюрократия), власти (политическая бюрократия), управления (административная бюрократия) есть не только способ самоорганизации советской этакратии, но и механизм ее господства.