Дмитрий Медведев - Черчилль: быть лидером

Объемная переписка Черчилля служила в Уайт-холле поводом для насмешек. В январе 1940 года занимавший в тот момент пост главы Форин-офиса лорд Галифакс переправил премьер-министру длинное письмо своего коллеги, осуждавшего отсутствие активных действий в Скандинавии. К документу из Адмиралтейства также прилагался личный комментарий Галифакса: «Еще одно письмо для Книги» [40] .

На все эти насмешки Черчилль не обращал никакого внимания, и письма действительно войдут в первый том «Второй мировой войны». Вполне вероятно, что, диктуя объемные послания премьер-министру и своим коллегам по военному кабинету, наш герой не исключал возможности дальнейшего использования этих материалов в своих мемуарах. Но также нельзя не признать, что в управленческой системе британского политика письменным коммуникациям отводилась особая роль. Черчилль считал, что письменное слово имеет очень важное преимущество перед обычной беседой или телефонным разговором, так как оно обладает свойством документальности. Восходящие письменные коммуникационные потоки играют не меньшую, а иногда даже большую роль, чем письменные нисходящие коммуникации. Не случайно на протяжении всей управленческой карьеры Черчилль требовал от подчиненных излагать свои мысли, вносить предложения или описывать какие-то события в письменном виде [41] .

Письма премьер-министрам стали не единственной формой восходящих коммуникаций в полувековой карьере Черчилля. По долгу службы он также общался с монархом. Еще со времен королевы Виктории главы британского правительства в письменной форме докладывали монарху об основных темах, обсуждаемых в палате общин. Эта обязанность методично выполнялась такими выдающимися государственными деятелями, как Джон Рассел, Генри Пальмерстон, Бенджамин Дизраэли и Уильям Гладстон. Маркиз Роберт Солсбери, будучи членом палаты лордов, делегировал эти обязанности коллегам из кабинета министров. Его примеру последовал и граф Арчибальд Розбери, ввиду своего пэрства также не присутствовавший на заседаниях нижней палаты британского парламента.

После переезда в дом номер 10 на Даунинг-стрит в июле 1902 года Артура Бальфура традиция готовить каждодневные отчеты о дебатах в палате общин продолжилась. Генри Кэмпбелл-Баннерман, сменивший Бальфура на посту премьера в 1905 году, переложил эти обязанности на министра внутренних дел. Аналогичной практики придерживался и Герберт Асквит, преемник Кэмпбелла-Баннерма на с апреля 1908 года. Так продолжалось до 1916 года, когда Дэвид Ллойд Джордж создал секретариат кабинета министров, занимавшийся, в числе прочего, подготовкой отчетов заседаний правительства для короля.

Четырнадцатого февраля 1910 года Министерство внутренних дел возглавил 35-летний Уинстон Черчилль. Для большинства обитателей Уайтхолла составление парламентских отчетов казалось сущим кошмаром. Но только не для нашего героя. Он не мог не использовать столь уникальный коммуникационный канал, с помощью которого, описывая те или иные прения и дебаты, можно было ознакомить монарха со своим взглядом на проблему, выразить свое мнение, сделать свои предложения и таким образом распространить свое влияние.

Черчилль подошел к исполнению этой миссии с характерной для него энергичностью. Почти за два с половиной месяца 1910 года – с 21 февраля по 6 мая (день кончины короля Эдуарда VII) – он написал суверену двадцать семь писем средним объемом 400 – 500 слов каждое.

Все послания открывались церемониальным «Господин министр Уинстон Черчилль, смиренно исполняя свой долг, для Вашего Королевского Величества…» и завершались, как правило, соответствующими случаю строками: «Все вышеизложенное представлено сейчас на рассмотрение верным слугой и преданным подданным Вашего Величества». Что касается основного текста, то здесь наш герой позволял себе немного раскрепоститься. Описания дебатов глава МВД облекал в характерный для него литературный стиль, а при случае излагал свою точку зрения по обсуждаемым вопросам. Для Черчилля это была еще одна возможность высказаться, а для монарха – не самый скучный способ узнать о том, что происходит в парламенте.

После кончины Эдуарда VII и коронации его сына Георга V Черчилль по-прежнему готовил отчеты. Но со сменой монарха стиль его письма стал более официальным (нужно признать, что с новым королем Черчилль был не в столь близких отношениях, как с его отцом). Что же до объемов корреспонденции, то они остались практически без изменений. За те четырнадцать месяцев, что потомок герцога Мальборо возглавлял МВД при новом монархе, королю были отправлены восемьдесят четыре отчета, не считая еще девятнадцати посланий, составленных по другим поводам.

Возможно, все эти документы вошли бы в историю британской политики как одни из самых живых описаний парламентских прений, если бы не один инцидент, произошедший в начале 1911 года.

Десятого февраля Георг V получил от Черчилля очередное письмо, посвященное текущим обсуждениям в парламенте. На повестке дня был предложенный Лейбористской партией законопроект «О праве на труд». Быстро пробежав глазами первый абзац, содержащий информацию о выступавших депутатах, король уже готов был так же быстро просмотреть оставшийся текст, как вдруг его внимание привлекло одно предложение во втором абзаце:

«Мистер Черчилль всегда полагал, что, благодаря современным достижениям науки и цивилизации, вполне возможно уменьшить резкие колебания в отраслях экономики, обратившись к общественным работам».

Еще раз перечитав эти строки, король перешел к следующему абзацу:

«Что касается бродяг и бездельников, то для них необходимо создать трудовые колонии, куда их следует поместить на продолжительный период времени и где они смогут воздать свой долг государству. Проект создания подобных институтов рассматривается в настоящее время в Министерстве внутренних дел. Не стоит забывать, что тунеядцы и бездельники существуют по обоим концам социальной лестницы» [42] .

На следующий день личный секретарь премьер-министра Герберта Асквита Вон Нэш получил письмо от личного секретаря короля лорда Ноллиса:

«Король считает взгляды мистера Черчилля крайне социалистическими. То, за что ратует мистер Черчилль, есть не что иное, как рабочие фабрики. Их уже пытались внедрить во Франции и потерпели полный крах. В 1849 году Луи Блан ввел их в Париже, и мы все знаем, к чему это привело: в действительности эти учреждения стали предвестниками уличных боев в июне того же года, стоивших тысяч жизней. Его Величество считает упоминание мистера Черчилля о „тунеядцах и бездельниках на обоих концах социальной лестницы“ излишним» [43] .