Анна Антипенко - Жизнь, которая улыбается. Как заниматься любимым делом и зарабатывать много

С учителями мне в жизни всегда везло. И началось это прямо с первого класса. Я попал в класс, в котором одна из лучших учительниц нашего города решила провести эксперимент.

О том, как это происходило, никто не знал, все держалось в тайне. Мне стало известно об этом спустя много лет после школы, когда, уже будучи врачом, лечил свою первую учительницу Полину Петровну.

Она решила собрать в одном классе наиболее способных детей в количестве сорока пяти человек.

Довести до конца третьего класса планировала около двадцати пяти человек, оставив наиболее способных, а «обычных» переводя в параллельные классы. Но возникал вопрос: как в советские времена выбрать сорок пять способных детей? собеседования были запрещены, и вообще в СССР все были равны.

Полина Петровна поступила очень просто. Попросив у директора личные дела будущих первоклассников, она стала отбирать учеников по профессиям родителей. К концу третьего класса действительно осталось меньше тридцати человек, но зато они были лучшие. В этом классе было учиться одно удовольствие. Обычно сильные в знаниях дети задают тон учебы в классе. Представьте, когда в классе сильные почти все! Подтверждение того, что этот эксперимент удался, я наблюдаю до сих пор на встречах выпускников. У всех без исключения одноклассников жизнь сложилась удачно. Это наиболее известные банкиры нашего города, председатели судов, великолепные врачи и успешные бизнесмены. И самое главное, что было вложено в них со школьной скамьи, – замечательные человеческие качества.

Все очень просто. Как говорят, «сын вора будет вором». Мне понравилось, как кто-то сказал, что каждые пять лет меняется культура и возможности. Это, конечно, так, но если мы посмотрим историю, то увидим, что у царя ребенок – царь, у сапожника – сапожник. То есть, если твои мама и папа читали, ты тоже будешь читать. А если ты в прошлой жизни по деревьям лазил, то читать не будешь.

Кто-то подумает, что бывают же ситуации, когда родители адекватные, а дети нет, как и наоборот. Сейчас я объясню очень большую ошибку. Что это за ситуация, когда «родители адекватные, а дети – нет»? Мы смотрим сюжет по телевизору и видим, что, например, дети мэра ведут себя не считаясь с законами. Но тот факт, что отец – мэр, еще не доказывает его адекватности. Человек, который достиг административной власти, не обязательно является приличным и порядочным гражданином. Только он ведет себя на публике более осмотрительно, чем его дети, которые уверены, что папа их от всего прикроет, защитит.

Вот в чем все дело. Если мы возьмем, допустим, человека из Академии наук, у него сын или дочка дебилами быть не могут. А вот если взять чиновника, который хочет казаться умным, но на самом деле… мы все прекрасно понимаем, как он туда попал. Сын его будет подобным, это почти его клон, его прямое продолжение.

То есть, если мы видим, что папа и мама вроде как нормальные, порядочные, а дети – нет, то это значит, что родители скрывают своих «тараканов».

И еще один момент. Когда ребенок, как говорят, «родился в золотой люльке» – это нехорошо.

Моя жизнь разделяется на «до» пятнадцати лет – пока жив был папа, и «после». В пятнадцать лет меня, образно выражаясь, завернули в газетку и положили «на мусорку». Началась самостоятельная жизнь во всех смыслах этого слова. Если бы я жил на всем готовом, развиваться было бы некуда.

Мне мама в пятнадцать лет сказала: «Что хочешь, то и делай. Как хочешь, так и зарабатывай». И я зарабатывал великолепно.

Как говорят: «Надо к деньгам бережно относиться». У меня к деньгам все время было отношение небрежное. У меня был «дипломат» (тогда это модно было) вместо портфеля. Если бы его открыл кто, то там деньги всегда валялись скомканные.

Небрежное отношение не мешало мне иметь деньги, наоборот, я всегда придумывал, где их взять. Я умел их создавать и мог позволить себе относиться к ним как мне удобно.

Первые мои заработки были не очень честными. У мамы были книги, она их называла «Библиотека всемирной литературы», двести томов. И я увидел в букинистическом магазине, что одна такая книга стоит двадцать три рубля. Я сказал: «Мама, книжка о поэзии персидских писателей семнадцатого века – на хрена она тебе нужна? Давай ее продадим, она двадцать три рубля стоит в магазине!» – «Ты что, вдруг пригодится!»

Тогда я брал, например, учебник ботаники за пятый класс, вставлял его в обложку одной из суперкниг и ставил обратно на полку. Ценную книжку нес в букинистический магазин. По каталогу она стоила двадцать три рубля, а без суперобложки снимался рубль, то есть двадцать два рубля выходило.

Что такое двадцать два рубля? У меня мама – кандидат наук, уважаемый человек – сто двадцать рублей получала в месяц за безупречную работу. Тогда я мог эти деньги заработать, продав четыре-шесть книг. Заметьте, эти книги мы покупали по шестьдесят копеек, а я их продавал по двадцать рублей.

Насколько я оказался прав, мы поняли через несколько лет. Их никто не читал. Я начал таскать их класса с четвертого, мама заметила пропажу, когда я был уже классе в седьмом, то есть года через три. Когда из двухсот томов не было уже книг девяноста.

Мама округлила глаза.

Я сказал: «Мама, а ты никогда не задумывалась, что я у тебя ни разу денег не просил ни на кино, ни на шоколадки, и никогда ни в чем не нуждался?»

А ведь все эти книги сейчас гроша ломаного не стоят. Если бы они просто так лежали, то никогда бы от них не было пользы – буквально через год после этого разговора они обесценились. А в тот момент, когда я их продавал, они стоили хороших денег. Всего через год их ценность превратилась в ноль.

Мама сознание теряла: «Как ты мог?» Потом, когда она эту подмену вычислила, все переписала, пересчитала, после этого я еще книжек тридцать вытащил. Всего я вынес где-то сто двадцать – сто тридцать книг. Причем по каталогу выбирал самые дорогие.

Что еще интересно было, там же, в букинистическом магазине, просто так не примут книгу у какого-то сомнительного мальчика. Мне нужен был помощник, у которого уже есть паспорт, то есть старше шестнадцати лет. У меня был друг, Витек, я ему говорил: «Так, Витек, пошли, опять поживимся». И мы очень хорошо себя чувствовали.