Николас Шэксон - Люди, обокравшие мир. Правда и вымысел о современных офшорных зонах

Предположим, вы вносите в работающий в соответствии с законом банк 100 долларов наличными. Банк должен резервировать 10 % этой суммы, а потому может выдать в кредит другому лицу только 90 долларов. Теперь это лицо, заемщик, должен потратить 90 долларов. Обходным путем эти 90 долларов попадают на другой банковский счет. Из полученных им 90 долларов другой банк может выдать кредит в размере 90 % от этих 90 долларов, а это означает, что в кредит выдают 81 доллар. И цепочка продолжает разворачиваться. Принцип банковского резервирования долей средств хорошо известен. Если упорно продолжать вычисления, обнаруживается, что при обязательном резервировании 10 % вкладов ваших 100 долларов в экономике раздуваются до 1000 долларов.

Трудно поверить, что подобным образом деньги можно просто извлекать из воздуха, но это одно из самых важных дел, совершаемых банками. «Если подумать, то создание денег оказывается делом странным и причудливым, – говорил экономист Дж. К. Гелбрейт. – Процесс создания денег так прост, что разум его отвергает». Такова главная мистерия банковского дела: банки могут «раздувать свои балансы», предоставляя кредиты другим. В банковском мире деньги можно создавать одним лишь актом предоставления кредитов. Это деньги как долги.

Само по себе создание денег банками – дело неплохое, но возникает вопрос: какие объемы заимствований безопасны? Регуляторы пытаются контролировать ликвидность (чтобы иметь гарантии, что объем денег, обращающихся в системе, не выйдет из-под контроля), вводя требования резервирования и поддержания собственного капитала банков. Но представим ситуацию на нерегулируемых лондонских еврорынках, где от банков не требуют создавать и держать такие резервы. Первые внесенные в банк 100 долларов позволяют банку выдать кредит в размере тех же 100 долларов, которые превращаются в новый депозит в размере 100 долларов, которые снова выдают в кредит, – и так до бесконечности.

В теории это выглядит просто, но в реальной жизни теория, разумеется, никогда целиком не осуществляется. Если бы она реализовалась в полной мере, мы, возможно, давно бы уже захлебнулись в гиперинфляции. Нет, в любой конкретный момент существует определенный спрос на кредитные средства, и если на офшорном рынке спрос на кредиты растет, этот рост в какой-то момент вызывает компенсирующее сокращение спроса на традиционном рынке. И не только. Офшорные евродоллары в конце концов просачиваются обратно на традиционные рынки, где снова подпадают под нормальные требования резервирования. Чтобы быть справедливым, замечу: благоразумные банкиры часто создают резервы, даже когда их к этому не принуждают.

Десятилетиями продолжается широкая дискуссия о величине реального вклада еврорынка в увеличение объема обращающихся в мире денег, резкое увеличение рисков и строительство становящейся все более неустойчивой, все более шаткой пирамиды долгов. Поскольку Банк международных расчетов прекратил давать количественную оценку этого рынка, трудно прийти к сколько-нибудь обоснованным выводам относительно роли еврорынка, например, в последнем финансовом кризисе и резком росте долгов в мире. И все же некоторые вещи кажутся вполне очевидными. Если вы создаете огромную площадку для генерирования нового, нерегулируемого кредита, созданные вами рынки будут расширяться, вытесняя лучше регулируемые банковские операции, а спрос будет расти, чтобы соответствовать потенциальному предложению. Кредит начнет захватывать сферы, которые прежде не мог захватить и в которых его на самом деле и быть не должно. В своей книге «International Economics» («Мировая экономика») Сидней Уэллс и Алан Уинтерес пишут, что евробанки «почти наверняка» нашли клиентов, которые не могли делать заимствования в рамках национальных систем. Другими словами, еврорынки создали возможность для снижения качества кредитов, и это остается вне поля зрения регулирующих органов.

Разгребая архивы за 1960-1970-е годы, я был поражен тем, как регуляторы всего мира, пытаясь справиться с этим странным новым феноменом офшоров, своими руками создавали беды, поставившие мировую экономику на колени во время последнего экономического кризиса 2007 года. Как писал высокопоставленный британский государственный служащий в «совершенно секретном» меморандуме, найденном мной в архивах за 1968 год: «Одна из причин для беспокойства – последствия этой практики пролонгации краткосрочного кредитования, которая в сущности обеспечивает долгосрочное финансирование». Именно такая практика в 2007 году уничтожила британский банк Northern Rock. В опубликованной примерно в то время в журнале Banker статье были поставлены вопросы: «Является ли рост этого рынка для международной финансовой системы в целом тонизирующим средством? Следует ли его приветствовать? Или это медленно действующий яд? Обнадеживает ли то, что процесс адаптации снова примет форму обрушения международной финансовой системы? Является ли участие Великобритании в развитии этого рынка еще одной гарантией, что мы снова окажемся на передовой линии такого коллапса?» Ответы на эти вопросы пока не даны.

Что бы сделал со всем этим Кейнс? Учитывая его пробританскую позицию и решительную, хотя и не слепую и безоговорочную защиту британского имперского проекта, можно предположить, что он приветствовал бы эти явления, процессы и их последствия. Как он сам писал в 1941 году, когда вел переговоры о предоставлении американской помощи: «Америке нельзя разрешать выклевывать глаза Британской империи» 35. И дело не только в этом. Кейнс иногда очень решительно боролся, помогая лондонскому Сити сохранить первенство в мире. Но всякий раз он бился за международный порядок, основанный на сотрудничестве, а не на конкуренции стран. Кейнс надеялся, что Лондон сможет удержать свои позиции главным образом благодаря тому, что будет центром основанного на сотрудничестве стерлингового блока. Мысль о демонтаже правил просто как о способе взваливания тягот на соседей была ему ненавистна. Думаю, он смотрел бы с ужасом на развернувшийся с 1970-х годов стремительный рост офшорных финансов за счет разорения соседей. Еще больший ужас у него вызвало бы порожденное экспансией офшорных финансов массированное бегство капитала.

Как уже было отмечено, 1960-е годы были временем оживления в Лондоне, но американские регуляторы этой радости не разделяли. Федеральный резервный банк Нью-Йорка в 1960 году направил в Лондон группу сотрудников для расследования, поскольку счел, что еврорынок уже делает «более сложным проведение независимой валютной политики какой-либо одной страной» 36. Есть некоторая ирония в том, что рост влияния идей Милтона Фридмана, доказывавшего, что правительствам следует сосредоточиться на предложении денег как на рычаге управления национальными экономиками, происходило как раз тогда, когда поддерживаемый Фридманом еврорынок начал делать этот рычаг неэффективным.