Павел Черкашин - Электрические методы обогащения. Правдивая история о виртуальных амебах, современном инновационном предпринимательстве и прочей ерунде типа любви и смысла жизни

После унылой десятилетки в школе и пяти напряженных лет в университете Санчес впервые чувствовал себя по-настоящему свободным. До этого вся его свобода была какой-то условной, лимитированной, с четко размеченными стенами, полом и потолком. Даже дальние походы с туристическим кружком, а позже – с друзьями, давая ощущение взрослости, всегда строго отмеряли временные и пространственные промежутки свободы. Неминуемый обратный отсчет до возвращения к повседневным обязанностям отрезал от каждой свободной минуты несколько обидных секунд, делая их не такими наполненными, как хотелось бы. Сейчас же все было по-другому. Он был свободен от родителей, обязательств, каких-либо лишних ожиданий. Жизнь принадлежала ему отсюда и до гроба – так, по крайней мере, казалось. Это было непривычное чувство. Санчес понимал – ему потребуется время, чтобы научиться дышать свободно, ходить свободно, думать свободно, любить свободно. Так должен чувствовать себя птенец, впервые самостоятельно поборовший силу земного притяжения и взлетевший выше собственного гнезда: «Я могу лететь в любую сторону, но пока сам не знаю, куда же мне действительно хочется».

Можно уехать в Гоа или во Вьетнам и пожить там годик-другой. Вряд ли когда-нибудь для этого представится лучшая возможность. Можно подать документы в аспирантуру какого-нибудь университета Канады или Австралии. Можно напроситься в экспедицию в Антарктиду.

Хотя… Лето можно прекрасно провести и в Москве, которая не перестает удивлять все новыми горизонтами морального падения. Просыпаться к обеду и ложиться с рассветом. Пить и курить в любых физиологически доступных количествах. Ночевать у кого угодно и с кем угодно…

Родительские предохранители вынуты, вместо них контакты напрямую скреплены мощным стальным прутом юношеской взрослости. Можно пропустить через него хоть миллион вольт. Даже больше. Можно даже стать таким, как Димыч…

Димыч вообще был полной противоположностью Санчесу. Высокий, светловолосый, спортивный, подтянутый, с подкупающей преподавателей и девушек широченной улыбкой, он обладал редкостным остроумием и незаурядным умом. Особой успеваемостью не отличался, но и не стремился к этому, демонстрируя надменный цинизм в отношении к учебному процессу.

Димыч отправился в аспирантуру НИИ ПСУ с Санчесом «за компанию». Он тоже искал варианты устроиться в жизни с наименьшими трудозатратами и обязательствами. Он даже получил для этого на родной кафедре посеревший, с разъеденными плохим копиром буквами листок А4 с длиннющим списком документов и требований по кандидатскому минимуму для поступления в аспирантуру. Взглянув на список, Димыч приуныл и представил, что тут ни обворожительная улыбка, ни терпеливая мама не помогут – придется по-настоящему вкалывать, чтобы отвоевать свои позиции в конкурсе, сражаясь за одно из трех несчастных мест как минимум с десятком сокурсников-ботанов. Таких, как Санчес.

Но аспирантура нужна обязательно! В его памяти были свежи предания об улыбчивом старшем сержанте Васильеве с жестко поставленным ударом, который на летних сборах военной кафедры после четвертого курса заявил перед строем:

– Это мы, мать вашу, сейчас еще добрые. Вот вы еще годик отучитесь – и добро, мать вашу, пожаловать к нам в часть. Вот тут мы вас научим родину любить до оргазмического экстаза. Родина, мать вашу, ждет не дождется возможности вставить флаг в ваше розовое куда надо! Разумеете, пацаки?

Именно Димыч, плохо различимый в строю таких же бурых от стирок ношеных униформ, ответил ему тогда тонким молодецким фальцетом:

– Хрен вам, товарищ генерал!

Заработанные за пару секунд +100 баллов к карме стоили ему ночи, проведенной за надраиванием туалета в казарме. Это еще за «генерала» сержант не загнобил его окончательно. Для Санчеса, который из-за своего маленького роста стоял в самом конце колонны, болезненно переживая каждый день этих сборов и не имея сил выдержать взгляд злобного сержанта, Димыч мгновенно стал объектом восхищения.

«Этот парень в жизни не пропадет. Держись, Сашенька, за него» – в образе собственной мамы явился Санчесу его внутренний голос, когда он засыпал на скрипучей солдатской кровати. Во сне Димыч – командир отряда – падал, сраженный вражеской пулей в самый кульминационный момент атаки, и он, Санчес, его верный боевой товарищ, подхватывал знамя полка и становился народным джедаем…

Александр Санин пригласил своего друга разделить с ним радости и невзгоды аспирантской халявы в торжественной обстановке. Они стояли на лужайке за дачным домиком случайного знакомого, таращась на звезды, чуть пошатываясь от импульсов неравномерного вращения земли и стараясь как можно ровнее удобрить аккуратно подстриженный газон перед собой:

– Только без дураков… Мы не просто от армии косим. А поднимаем российскую научную мысль на новую высоту.

– У меня от одного слова «наука» все в душе встает! Кроме того, я к сержанту Васильеву в любовники родины точно не хочу! Клянусь третьим размером своей бабушки трудиться на благо российской кибернетической науки, пока научная мысль совсем не распухнет и не отвалится…

В конце концов, какая разница, где аспирантуриться, если кандидат технических наук получает надбавку в две тысячи рублей к зарплате, а самый захудалый переводчик технической документации в любой программистской конторе стартует с двадцати тысяч в этой же валюте. Причем вне зависимости от того, что у него в багаже – выкачанная из Интернета курсовая или полноценная диссертация.

Лето пролетело, как одна субботняя ночь. Зажигали так, что даже Димыч, бывалый тусовщик и дебошир, много лет потом вспоминал с восхищением этот бешеный летний марафон экспериментальной музыки, экспериментальных женщин и экспериментальных способов расширения горизонтов молодого сознания. Случайные подработки в качестве переводчиков, сопровождавших научные и деловые иностранные делегации, создавали минимальный необходимый денежный поток. Времени свободного было хоть отбавляй. Достойная компания при наличии денег и времени собиралась сама собой вокруг молодых симпатичных интеллектуалов.

Дима наконец реанимировал свою дребезжащую «Тойоту Короллу» 1989 года выпуска, которую за копейки приобрел еще весной, но все никак руки не доходили поменять генератор. Санчес, у которого даже не было водительских прав, всегда с восхищением садился на вмятое до каркаса пассажирское сиденье, отправлял локоть в открытое окно и дышал московской пыльной духотой. Останавливаясь на светофорах, машина наполнялась запахами табака прошлых владельцев, духов недавних подружек и еще какими-то еле уловимыми, но очень приятными ароматами молодости, свободы, кайфа и независимой почти взрослой жизни. Когда машина делала резкий рывок от одного светофора к другому, тугой воздух бросал в окно запах тысяч движущихся механизмов. Санчес завидовал той легкости, с которой Димыч усаживал и даже иногда укладывал в эту развалюху на колесах породистых женщин, и мстил ему потихоньку тем, что мог позволить себе пару бутылок холодного пива. Димыч за рулем только судорожно сглатывал слюну.