Билл Лейн - Одержимость. Переворот в сфере коммуникаций GE

Синдромы Икара и метеора никогда не были решающими факторами в моей собственной жизни, потому что я никогда не взлетал слишком высоко, и так как я был всего лишь спичрайтером, то и надежды на это у меня не было. Но я тоже сорвал несколько «поцелуев» Джека на сцене в «Бока-Ратоне» – и выжил. Один «поцелуй» пришелся на середину 80-х, когда Уэлч сказал собравшейся многочисленной аудитории, что я представляю собой такой образец честности, к какому он пытается привести компанию.

Не могу не подчеркнуть еще раз, что возможностей выступить с презентацией перед людьми, которые имеют власть помочь вам в вашей карьере или разрушить ее, никогда не следует избегать. Наоборот, надо искать их и хвататься за них. Вы высыпаете на стол целую груду фишек – и да поможет вам Бог. Но если ваша речь явно неудачна, то лучше симулируйте сердечный приступ и не высовывайтесь. Всегда помните, что вас оценивают. Не важно, кто сидит в зале – сотрудники вашего ранга, ваши непосредственные начальники или большие люди, которые могут ускорить ваше продвижение по служебной лестнице либо приостановить ваш карьерный рост, – вы всегда под прицелом. Приговор выносится в течение нескольких минут.

Что я сделал, чтобы Джек считал меня образцом честности? Я просто говорил ему, что люди на самом деле думают о нем и его начинаниях: считают ли они его справедливым или злобным, были ли его инициативы тяжелым испытанием или модными штучками, передавал какие-то фразы, которые выводили его из себя.

Как-то раз я поделился с ним наблюдением, что в одной из довольно перспективных групп слушателей нет ни одной женщины и ни одного чернокожего американца. Джек тут же схватил телефонную трубку, позвонил в Кротонвилль и накричал на директора, спрашивая, почему бы нам «не поработать лучше» в этом направлении.

Вообще-то это было довольно подло с его стороны: я мог прослыть в Кротонвилле доносчиком и предателем и мне пришлось бы долго восстанавливать добрые отношения.

Я вспомнил этот эпизод, чтобы показать: Джек умел вытягивать из других то, что они сами никогда не стали бы рассказывать. Ведь обычно я ни при каких обстоятельствах не называл имен.

Уэлч знал, что я общаюсь со многими людьми в компании, с сотрудниками самого разного уровня. Я работал с вице-президентами и бизнесменами, так как проводил собрания генеральных директоров и членов правления, читал лекции в Кротонвилле. Я проникся подходами и видением этих людей. Был в дружеских отношениях со многими секретарями и сотрудниками службы безопасности. Я даже играл в боулинг за команду рабочих GE.

Джек тоже почти жил в Кротонвилле и читал лекции практически всем обучавшимся на среднем и высшем уровне, искренне пытаясь быть в контакте и в курсе происходящего в компании. Но ему удавалось узнать только общее мнение обо всем. Это его не удовлетворяло, и при случае он обращался с расспросами к таким, как я. Мне же это давало редкую возможность досадить ему.

Однажды мы поднялись на борт его G-4 – летели куда-то в очередной раз, – пристегнули ремни, и, когда взлетели, он повернулся ко мне с дружеской усмешкой и сказал:

– Ну, Билл, кто кого там дурит?

Он имел в виду штаб-квартиру GE в Фэрфилде, а также руководителей на местах.

Мне представилась редкая возможность, и я ухватился за нее. Театрально вскинув голову, я сказал:

– Многие только этим и занимаются, Джек. Вы бы никогда не подумали на некоторых, и я, конечно, не назову вам имен.

– А почему бы и нет? – громко и резко спросил Джек.

– Не думаю, что это порядочно. Это ведь происходит у вас прямо под носом.

– Расскажите! За что я плачу вам? – еще громче и уже с усмешкой сказал он.

Но я стоял на своем. Он засмеялся и обозвал меня какими-то словами.

На самом деле шатание без дела и компрометирующее поведение для представителей руководства компании было не так уж типично – за некоторым исключением. Еще в 80-х годах некое должностное лицо, катаясь с «Ангелами ада», [20]занюхало слишком большую дозу и оказалось в тюрьме на полном государственном обеспечении. Еще одна неприятность произошла, кажется, уже в Фэрфилде, хотя утверждать, что это случилось на самом деле, не стану. Что-то связанное со штрих-кодом, которого не было на чем-то, на чем он должен был быть.

Уэлч старался вытягивать из подчиненных информацию о том, что думают другие. Он нуждался в подтверждении, что то, во что он страстно верит (а это касалось практически всего), востребовано и вызывает доверие на всех уровнях компании.

Одним из его разумных, обоснованных действий была продажа неэффективных и устаревших производств компании, так как он считал, что это будет для блага работающих на этих предприятиях. Так, было решено продать производство систем кондиционирования воздуха, находившееся в упадочном состоянии, компании Trane, которая стала развивать его как свое основное направление. То же самое произошло с телевизионным заводом, когда его продали французской компании T omson.

Одной из наиболее спорных и нелегких была покупка корпорацией Black and Decker [21]нашего предприятия Housewares. Housewares выпускало мелкую бытовую технику: тостеры, электрические картофелечистки и известный «дуэт» – пылесосы и фены, которые любовно прозвали «вдох-выдох».

И теперь Джек продавал его.

Уолл-стрит дала добро.

Расклад на Уолл-стрит Джеку пришелся по душе, но его ирландская кровь требовала еще и одобрения со стороны проданных им работников. Он хотел знать, напугала ли их продажа предприятия. В среду утром сразу же после объявления продажи Housewares корпорации Black and Decker он спросил меня, что думают об этом мои «дружки по боулингу». Он знал о них: большинство этих людей были рабочими из Бриджпорта. И я рассказал Джеку, что они обсуждали эту тему накануне вечером и что один из них подытожил общее мнение, сказав: «Мы всего лишь рабы, которых продали новому хозяину».

Я не хотел ему этого говорить, но пришлось. Он изменился в лице и тут же перешел к другой теме.

Когда я поднимался наверх из компьютерного центра или канцелярии, которые находились в секторе S (для технического персонала) на цокольном этаже штаб-квартиры GE, держа в руках график, копию выступления или что-то еще, он обычно интересовался: «Как они там внизу? Устраивают ли их условия? Может, им что-то надо?»

Я приводил его в компьютерный центр или в лабораторию телевизионной студии GE, и он был неизменно любезен и дружелюбен со всеми, обращаясь к сотрудникам по именам, предлагал называть его просто Джеком, что, надо сказать, они делали крайне редко.

Однажды, еще в начале 80-х, он признался мне, что в новой работе его пугала невозможность быть справедливым к людям. Он сказал, что, когда он работал в отделении пластмасс даже в должности вице-президента, всегда находился хоть один человек, стоявший над ним, который делал ему замечания по поводу того, что он обошелся с кем-то непорядочно и низко, и советовал ему исправиться. Такие наставления ему были необходимы, хотя и принимались им с неохотой.