Бенджамин Франклин - Автобиография Бенджамина Франклина

Поэтому вернемся. Я продолжил работу в бизнесе моего отца в течение следующих двух лет, то есть пока мне не исполнилось двенадцать. А мой брат Джон, который был обучен этому делу, оставив отца, женился и поселился на Род Айленде. Мне суждено было обеспечивать отцовский бизнес и самому стать изготовителем свечей. Однако моя нелюбовь к торговле не оставляла меня. Мой отец опасался, что если он не найдет мне дела по душе, я убегу и уйду в море, как, к его великому сожалению, поступил его сын Иосия. Поэтому он иногда брал меня пройтись с ним и посетить столяров, каменщиков, гончаров, медников и других за их работой, таким образом, он мог наблюдать мои склонности и пытаться направить их на какое-то ремесло на суше. Мне всегда было приятно видеть, как рабочие справлялись со своими инструментами, к тому же мне было полезно научиться немного чему-то, чтобы самому уметь делать небольшие починки в доме в случае, если не смогу позвать специалиста, а еще чтобы конструировать небольшие механизмы для моих экспериментов: тогда намерение экспериментировать во мне было живым и горячим. Наконец мой отец переориентировался на торговлю резаками, а Самюэль, сын моего дяди Бенджамина, которого научили в Лондоне этому делу, обосновался именно тогда в Бостоне. В этих обстоятельствах меня отправили на некоторое время к нему. Однако отец расстроился и забрал меня домой, когда оказалось, что Самюэль не собирался оставлять меня у себя бесплатно.

С детства я был влюблен в чтение, и все те небольшие деньги, которые попадали мне в руки, я всегда тратил на книги. Захваченный «Путешествием Пилигрима», я собрал свою первую коллекцию из отдельных маленьких томов Джона Баньяна. (Речь идет о книге «The Pilgrim's Progress from This World to That Which Is to Come» («Путешествие Пилигрима из этого мира в грядущий» – Прим. переводчика ). Затем я продал их, чтобы иметь возможность приобрести исторические коллекции Р. Бертона. Это были небольшие и дешевые книги путешествующих торговцев [12] Небольшие книги, которые продавали уличные торговцы. , я заплатил только 40 или 50 монет за все. Маленькая библиотека моего отца состояла главным образом из богословских книг, большинство из которых я прочитал, а потом часто с тех пор жалел, что когда я чувствовал такую жажду к знаниям, мне не попали в руки более подходящие книги, ведь теперь было решено, что мне не обязательно становиться священником. Одной из таких книг, которые я много раз перечитывал, была «Сравнительные жизнеописания» Плутарха. Я до сих пор думаю, что это время было использовано с большой пользой. Там также была книга Дефо под названием «Опыт о проектах», и другая – доктора Мезера «Стремление к добру», которые, вероятно, и дали мне толчок, повлиявший на некоторые важные события моей будущей жизни.

Эта склонность к книгам подсказала моему отцу идею сделать из меня печатника, хотя один из его сыновей (Джеймс) уже был в этой профессии. В 1717 году мой брат Джеймс вернулся из Англии с прессом и буквами с целью начать свой бизнес в Бостоне. Это дело нравилось мне гораздо больше, чем отцовское, но все же моя тяга к морю была еще сильнее. Чтобы предотвратить предполагаемые последствия от этой тяги, моему отцу не терпелось привязать меня к брату. Некоторое время я противился, но в конце-концов меня убедили, и я подписал соглашение, когда мне было всего двенадцать лет. Теперь я должен был служить учеником, пока мне не исполнится двадцать один год. Мне должны были платить заработную плату подмастерья только в последний год службы. За короткое время я стал очень способным в этом деле и сделался правой рукой моего брата. Теперь у меня был доступ к лучшим книгам. Знакомство с учениками книжных торговцев дало мне возможность иногда занимать небольшие книги, которые я непременно возвращал вовремя и в хорошем состоянии. Часто, когда занимал книгу накануне вечером и должен был вернуть ее утром следующего дня, я проводил большую часть ночи в своей комнате за чтением, чтобы успеть ее прочитать.

А через некоторое время гениальный торговец мистер Мэтью Адамс, у которого была большая коллекция книг и который часто заходил в нашу типографию, заметил меня и пригласил в свою библиотеку, чтобы любезно предложить мне для чтения книги, выбранные мною. Теперь я увлекся поэзией и написал несколько небольших произведений; мой брат, думая, что из этого может быть выгода, поощрял меня и сажал время от времени за написание баллад. Одна из них называлась «Трагедия Маяка». То был рассказ об утоплении капитана Вартилака вместе с двумя его дочерьми. Другая была моряцкой песней о взятии пирата Тича (или Черной Бороды). Это были убогие произведения, написанные в стиле Граб-стрит-баллад [13] Груб-стрит – улица, известная в английской литературе как дом бедных писателей. . И когда их напечатали, брат отправил меня в город продавать их. Первая продавалась очень хорошо, поскольку описывала событие, наделавшее много шума. Это раздуло мое тщеславие. Однако отец отбил у меня охоту, высмеяв мои произведения и сказав, что все стихоплеты обычно нищие. Так вот я прекратил стихосложение. Вероятно, я был плохим поэтом. Но, поскольку написание прозы всегда в моей жизни было полезным навыком и стало главным средством моего прогресса, я расскажу вам, как приобрел свой небольшой талант в сложившихся обстоятельствах.

В городе был еще один молодой книголюб по имени Джон Коллинс, которого я хорошо знал. Иногда мы дискутировали и очень любили поспорить, стремясь переубедить друг друга. Такая склонность к спорам, между прочим, способна превращаться в дурную привычку, часто делая людей абсолютно невыносимыми в компании других, которые, в силу обстоятельств, применяют ее в жизненных ситуациях. То есть, кроме того, что она отравляет и портит разговор, она разжигает противостояние и враждебность там, где могла бы возникнуть дружба. Я постиг это, читая дискуссионные книги моего отца о религии. С тех пор я наблюдал, что люди со здравым смыслом редко имеют эту привычку, кроме юристов, работников университетов и различных людей, выросших в Эдинбурге.

Однажды в нашем с Колинсом разговоре возник вопрос об уместности образования женщин, и наличии у них способностей к обучению. Коллинс считал, что это неправильно и что женщины к этому не способны по своей природе. Я защищал противоположную сторону, возможно, частично ради поддержания спора. Еестественно, он был более красноречивым, имел наготове множество слов и иногда, как мне казалось, побеждал меня скорее своим красноречием, нежели силой аргументов. Когда однажды мы надолго расстались, не назначив следующую встречу, и я знал, что мы не скоро еще увидимся, я сел, чтобы выложить свои аргументы в письме. Потом я их переписал набело и отправил своему другу. Он отписался, а я снова ответил. Мы отправили друг другу три или четыре такие письма перед тем, как мой отец случайно нашел нашу переписку и прочитал ее. Не слишком вдаваясь в дискуссию, он воспользовался возможностью поговорить со мной о манере моего письма. Он отметил, что хотя я имел преимущество над своим оппонентом в правильности написания и пунктуации (чему я обязан работе в типографии), я уступал ему в образности языка, в системе и ясности изложения. В этом он убедил меня несколькими примерами. Я согласился с его замечаниями и поэтому стал внимательным к своей манере письма и решил прилагать усилия для ее совершенствования.