Александр Вовк - Метаморфозы смутного времени

Телефон, оставленный вчера на столе и используемый только для связи с компаньоном из Швеции, давным-давно вибрировал, повизгивал, кряхтел и подвывал совершенно ненормальной мелодией, установленной любимицей внучкой.

Просыпаться болезненно не хотелось. Не хотелось отпускать сон, явившийся из светлой армейской молодости, насыщенной значительными событиями и столь напряженной, что теперь в истинность былого самому едва верится.

В растаявшем некстати сне Андрей Алексеевич Смеркин ощутил свою прежнюю жизнь. Жизнь, наполненную великим смыслом, долгом и объективными трудностями, следующими не только непрерывной чередой, но и накладывающимися одна на другую, и заплетающимися немыслимыми узлами. Подобные накладки бесконечно усложняли повседневную действительность, изматывали, иной раз, до беспамятства, но и давали ощущение собственной значимости в большом и важном для страны деле; давали право себя уважать.

*

Телефон продолжал требовательно вибрировать, пытаясь, как бывало не раз, подобраться к краю стола, на что Андрей Алексеевич с удовлетворением подумал: «Сон сном, но ведь рухнула наша огромная и могучая держава, взорванная изнутри предательством кремлевских перерожденцев. Предательством, которое было невозможно предугадать. В защиту державы от внешних врагов и я внес немалый вклад. И теперь в моей памяти отложились сладкими слоями те двадцать пять трудных лет… Очень трудных… Слава богу, хоть теперь моя жизнь наладилась, и я получил от неё всё, к чему стремился, чего вполне, как сам давно считаю, заслужил, чтобы больше не вспоминать ужасы хронической нехватки денег в советские годы, а также нищету и унижения последующих лет, уже после крушения страны».

Телефон всё не унимался.

«Опять корпус расколется! – с раздражением предположил Андрей Алексеевич, но не пошевелился. – Черт с ним! Куплю другой! Заодно появится повод, не обижая внучку, избавиться от мелодии с воплями необузданных африканских невольников!»

Андрей Алексеевич всё-таки пошарил рукой по затейливой прикроватной тумбочке и надавил кнопку стильного перламутрового будильника, на что приятный женский голос с китайским акцентом негромко известил:

– Восемь часов сорок семь минут! Двадцать один градус!

«Приспичило ему звонить в такую рань? – простонал Андрей Алексеевич с сожалением. – Можно подумать, стряслось что-то такое, что потерпеть нельзя?»

И опять расслабился, очутившись в той, знакомой до боли атмосфере своей нелегкой и непростой службы. Всё вспомнилось как-то одновременно, в удивительно спрессованном и многослойном виде. И долгие дни, и минуты, месяцы и годы теперь сжались в крохотные мгновения, хотя даже самые забытые события вполне достоверно и натуралистично просматривались в толще времени.

Казалось, можно всего коснуться, вмешаться в любой разговор, изменить прошлые поступки, добиться еще лучших, нежели получилось когда-то, результатов. Это было удивительное, совершенно невероятное погружение в далекое и бесценное прошлое, позволившее не только заново и детально разглядеть былое, но и коснуться его душой. И снова прочувствовать всё-всё: присущие ему радости, трудности, заботы, переживания, надежды и огорчения. Всё то, что в постоянной сутолоке никчемных событий давно засыпано непробиваемой толщей прошедших десятилетий.

*

В то далекое время он уже считался достаточно опытным начальником стартового отделения, хотя и имел почти начальное офицерское звание – старший лейтенант. Сроки для отправки документов на присвоение «капитана» истекли ещё месяц назад, занимаемая должность позволяла, да и взысканий не имелось. Тем не менее, документы задержали. Это обижало и нервировало. Ведь определенный карьеризм изначально заложен в каждом офицере, поскольку его ум для окружающих, как говорят, весь на погонах! Потому и приходится, хочешь того или нет, стремиться к новой звездочке. Хотя бы для самоутверждения, а заодно и для увеличения денежного содержания на очередной червонец.

Виновным в необоснованной задержке долгожданного звания был командир бригады.

А ситуация развивалась так. Вызвал однажды комбриг к себе молодых офицеров, которым светило очередное воинское звание, и напрямик заявил:

– Бригаду ждут большие испытания. Сами знаете, товарищи офицеры – инспекционная поездка на полигон с боевыми стрельбами. Если сработаете, как полагается, будут вам и звания, и награды! Никого не обижу! А если нет – то уж извольте! Так что, за работу!»

Подобные действия, конечно же, являлись самоуправством, но возражать комбригу не стали. Ведь он поступал в интересах общего дела. Просто решил простимулировать своих подчиненных именно таким образом. С другой стороны, думал каждый, мало ли как обстоятельства сложатся на полигоне! Не дай бог, придется опозориться! Тогда комбриг трижды окажется правым!

В общем, все стерпели. Да и комбриг рассчитал верно, как выяснилось позже. Прыти у всех действительно прибавилось.

В ожидании приказа к убытию на полигон в огромном напряжении день за днем пролетели четыре месяца. Всё это время офицеры буквально света белого не видели. Забыв свои семьи, они сутками не уходили со службы, стремясь натренировать подчиненных и устранить неизбежные недоделки то тут, то там.

В одну из последних ночей ноября пришел долгожданный приказ. Бригада поднялась по тревоге для погрузки на железнодорожный транспорт. Секундомер, отмеряющий беспредельные испытания, начал отсчет очередного нормативного времени. Учения фактически начались.

Четыре воинских эшелона формировались одновременно в нескольких местах. Для этого проводился огромный комплекс мероприятий, сложных технически и организационно, напряженных по времени и значительных по масштабу.

*

Но живые люди, не железная техника! Потому им сильно не повезло. Прежде всего, было очень холодно. Так холодно, что, казалось, не случалось даже зимой. Время от времени, наваливаясь волнами, наотмашь хлестал ледяной дождь. Но и он не сдерживал насквозь промокших солдат и офицеров, самоотверженно считавшихся лишь с тем, что входило в круг их обязанностей.

У ракетчиков так всегда! В тяжелые минуты коллективных испытаний большинство незаметных служак тихо совершают свои многочисленные и неоценённые подвиги. Они самоотверженно превозмогают себя, преодолевают непомерные трудности, перед которыми в иное время и сами бы спасовали. Но теперь их решительные действия особенно необходимы делу, которому они служат. Потому никто не сдавался! Особого сорта энтузиазм всегда поддерживает военных людей в тяжёлую пору испытаний.