Олег Тиньков - Я такой как все

МЕНЯ среди них нет!

Я вернулся из армии, зная, что буду работать в шахте.

Из армии в мае 1988 года я приехал возмужавшим и голодным до секса

Сразу позвонили из КГБ, пытались рекрутировать. Поскольку пограничные войска относились к «конторе», мне сказали: «Ты же наш!» Но если вы внимательно читали про ценности, привитые мне отцом, то поймёте, что я любезно отказался.

Буду шахтёром, как батя! Он как раз к тому моменту вышел на пенсию, поэтому я решил, что заменю его на шахте имени Кирова. Я пошёл и написал заявление о приёме на работу. А между тем подумал: хорошо бы сначала отдохнуть! И как раз встретил свою классную руководительницу. Она сказала, что едет работать директором пионерского лагеря и спросила, не желаю ли я отдохнуть. У нас в городе было педагогическое училище, готовившее будущих воспитателей детских садов и учителей начальных школ. Они проходили практику пионервожатыми в лагере «Юный строитель», принадлежавшему одному строительному тресту в Ленинске-Кузнецком. «Ты же спортсмен, давай к нам физоргом», – сказала классная руководительница. И я подрядился на лето, а в шахту решил идти работать с сентября .

Отматывая время назад, я думаю, что июнь 1988 года – самый счастливый месяц моей жизни. Оказалось, что в лагере было всего два мужчины – физорг и художник. Художник, кажется, плакаты какие-то рисовал типа «Пионеры, вперёд!». И совершенно не пользовался успехом у женщин. В отличие от меня, гарного хлопца, только что «освободившегося» из погранвойск. Если учесть медперсонал, менеджмент лагеря и пионервожатых, соотношение мужчин и женщин составляло 1 : 50. Это делало своё дело! Один в лагере! Король! Я получил такой сексуальный опыт, что – мама дорогая! Девушки даже дрались за меня. У меня были деньги – та самая тысяча, вырученная от продажи велосипеда Colnago. Я покупал ящиками венгерское шампанское – бутылка стоила 5 рублей 50 копеек, – ставил у себя в комнате, и мы пили. Когда утром выходил делать зарядку, надо мной весь лагерь смеялся. Перво-отрядники всё уже понимали и кричали мне: «Олег, иди поспи!» Они слышали, что я всю ночь бухал с девками. А я им: «Делай раз! Делай два!»

Однажды мне поручили провести игру «Зарница», а я не знал как. Чтобы с меня эту обязанность сняли, пришлось закрутить роман со старшей пионервожатой. Она растаяла: «Ладно, не надо зарницу проводить, чёрт с ней». Пионеры спрашивали:

– Когда же будет зарница, товарищ физорг?

– Зарницы не будет! – уверенно отвечал я.

Солнце, река, ягоды, девушки – что ещё нужно демобилизовавшемуся солдату? Всем пришедшим из армии рекомендую идти работать физоргами в лагерь. Это самое увлекательное и романтическое занятие для солдата.

В лагере я познакомился с Жанной Печоркиной. Она проходила практику – подрабатывала в столовой перед поступлением в медицинское училище. Когда я её увидел в столовой недели через три после начала смены, то понял, что все мои дурачества закончились. Влюбился с первого взгляда. В июне ей исполнилось 17 лет. По нынешним временам – очень ранний возраст, но не для Сибири советского периода. Тогда в 18 лет родить ребенка считалось нормой. Мы гуляли по лесу, держась за руки – романтика. Невинная девочка, моя первая настоящая любовь.

Отматывая время назад, я думаю, что работа в пионерском лагере в июне 1988 года – самое счастливое время моей жизни

Мы были неразлучны и вместе ездили в город навестить родителей. 28 июня 1988 года мы сели в желтый «Икарус», он отходил прямо от центрального рынка в Ленинске-Кузнецком, и поехали в деревню Егозово. Все расселись по местам, только мы вдвоём стояли на задней площадке и целовались. Автобус ехал на огромной скорости, его подбрасывало, я ещё обратил внимание: чего он так быстро несётся? Вдруг удар, скрежет, а дальше я уже ничего не помню… Очнулся – лежу на ступеньках автобуса, свернувшись калачом. Поднявшись, увидел, что ровно половины автобуса нет, крыша, стекла обрублены. Знаете, как выглядят туристические автобусы в Лондоне и Париже – так же не было задней части и у нашего автобуса. В шоковом состоянии я стал звать Жанну. Перепрыгнул через отверстие в задней стенке автобуса, там просто не было стекла, и бросился искать её на дороге. Смотрю – она лежит в кювете, полностью накрывшись юбкой, видны голые ноги и нижнее белье. Я говорю ей: ты что, у тебя всё видно, опускаю юбку. И вижу то, что, надеюсь, никогда больше не увижу в своей жизни. Я вижу мою любимую девушку, у которой практически нет головы. Её потом и хоронили в закрытом гробу.

Я схватил её на руки, не помня себя. Потом чувствую, что хватают уже меня, и слышу: «Срочно этого в скорую!» Возле машины мне становится дурно, я сплёвываю, и восемь зубов просто падают на асфальт.

Что же произошло в ту роковую минуту? Когда мы стояли и целовались, в бок нашего автобуса на огромной скорости врезался КамАЗ. От дикого удара пошла стойка, меня отбросило вниз, на ступеньки. Я не вылетел из автобуса, и это меня спасло. Жанна стояла спиной к этой стойке, а я лицом. Стойка просто снесла ей голову – на неё пришёлся основной удар, мне уже досталось меньше. Так как Жанна ниже меня на 15 сантиметров, её ударило по голове, а меня по зубам. По сути, она спасла мне жизнь, прикрыв своей головой. Представьте весь цинизм ситуации: всё произошло в момент нашего поцелуя.

Это был первый раз, когда я спасся, когда Господь сохранил меня… Меня привезли в больницу, сделали кучу операций… Приходили следователи, что-то выясняли. Я находился в полном шоке из-за этой трагедии. Мне казалось, жизнь закончена. Двадцатилетнему парню пережить такое…

Я не мог видеть лица наших общих знакомых, её родителей, эти автобусы, этот город. Как в песне «Наутилуса Помпилиуса»: «Я смотрел в эти лица и не мог им простить того, что у них нет тебя, и они могут жить».

Я должен был уехать из Ленинска-Кузнецкого.

Как-то я встретил своего друга Юру, жившего напротив меня, на улице Кооперативной. Он сказал, что другой мой сосед, Витя Стародубцев, уехал в Ленинград и поступил в Горный институт. Юра и Витя объяснили, что всё не так сложно: нужно взять документ, что работал в шахте, к тому же я после армии. Я воодушевился и спросил, когда будет приём документов. Оказалось, что осталась неделя. И тогда мой друг детства Эдик Созинов, до сих пор живущий в Ленинске, помог мне. Мы быстро собрали какие-то медицинские справки, в шахте я взял справку, что отработал там девять месяцев. Собрав все документы и одев форму младшего сержанта, я сел в поезд и поехал поступать в Питер. Оставаться в Ленинске было невыносимо.