Ог Мандино - Выбор

– Папочка, – закричал сын, показывая на игрушку, – можно я подарю его маме на Рождество?

– Плюшевого медведя маме?

– Пожалуйста, папочка, пожалуйста. Мама говорила, что в детстве у нее был мишка, но у него отвалилась лапа, и он умер. Она тогда горько плакала. А сейчас она станет играть с новым другом. Пожалуйста! Я тебе заплачу, только дома. У меня в копилке есть денежки.

В бумажнике оставалось всего двенадцать долларов. Решение пришло почти мгновенно. Нарушив строгий наказ моего казначея, я расплатился за огромного медведя кредитной карточкой. Презент, завернутый в огромный подарочный полиэтиленовый пакет, нам удалось незаметно пронести в сарай и спрятать там от Луизы.

В канун Рождества, сразу после обеда, Луиза, извинившись и прихватив две сумки с оберточной бумагой и ленточками, направилась к маяку, чтобы посвятить себя ежегодному ритуалу упаковки подарков.

Рано поутру мальчики развесили на камине свои носки, причем Гленн, давно утративший безоговорочную веру в Святого Николая [10], никоим образом не хотел пошатнуть ее у младшего брата. А когда они отправились спать, я прошел в нашу спальню, извлек подарки для Луизы, припрятанные в шкафу за одеждой, и принялся возиться, упаковывая их. И как всегда провалил это простое дело. Нагруженный подарками, я тихонечко пересек коридор и по пути заглянул в комнату к Гленну. Кровать была пуста! Только тут припомнил традицию, которой мальчишки придерживались с тех пор, как Тодду стукнуло три года: в рождественскую ночь спать вместе в постели Тодда.

Подойдя к комнате Тодда, приоткрыл дверь и вошел. Вскоре в мягком свете коридорного ночника различил детские лица. Из радио на кухне еле слышно лились звуки рождественских гимнов. Внезапно, даже не осознав почему, плюхнулся на колени и тихонько принялся читать «Отче наш». Во время молитвы вспомнил о другом малыше, новорожденном, спавшем в такую же ночь почти две тысячи лет тому назад. Его бедные отец с матерью в незнакомой деревне были напуганы и одиноки, а ему вряд ли было теплее, чем моим мальчикам, да и спал он не в такой уютной постели.

Глядя на своих сыновей, я понял, что не стоял бы сейчас на коленях, охваченный любовью и благодарностью за благословение божье, не будь того малыша… а о чем думал его отец, всматриваясь в личико спящего сына, не ведал. Наконец, склонившись над постелью, нежно поцеловал Тодда и Гленна. Спустившись вниз, положил два подарка поменьше для Луизы под рождественскую елку, прихватив один с собой. Когда шел к маяку, падал легкий снег.

Луиза оказалась именно там, где я и ожидал ее найти: сидела посреди комнаты, окруженная оберточной бумагой всевозможных цветов и размеров, деловито отрезала ленточки и мастерски завязывала банты на красиво упакованных подарках.

– Позволишь войти?

– Заходи, Санта, твои подарки, все, какие есть, уже почти готовы. И раз уж ты все равно пока стоишь, не подкинешь ли полено в камин?

Я сделал, как меня просили, и опустился рядом.

– Мальчики крепко спят.

– Отлично, я почти закончила, – произнесла она с гордостью.

– Это что-то новенькое. Обычно они не спали до трех, а то и четырех утра.

Жена усмехнулась.

– С бюджетом в двести долларов число упаковок, требующих моего художественного оформления, значительно сократилось.

– Счастливого Рождества, – произнес я, вручая ей подарок, принесенный из дома.

Прежде чем осторожно снять зеленую оберточную бумагу, она, отодвинувшись, прилегла ко мне на колени.

– Книга? – Луиза полистала страницы. Они были девственно чистыми. – Пустая книга?

– Не совсем. На первой странице есть посвящение.

Луиза раскрыла книгу и прочла сначала про себя, затем вслух то, что я написал.

– Даме моего сердца. Пускай здесь не напечатано ни единого слова, обещаю, следующий автограф поставлю в книге, изобилующей мудрыми мыслями. С любовью к тебе. Марк.

Она положила руки мне на плечи и отклонилась назад.

– Спасибо, милый. Люблю тебя сильно-сильно и горжусь, потому как жена. Не думай о том, что можешь нас подвести. Этому не бывать. Знаешь, Марк, сидя здесь, в окружении книг, совсем неожиданно придумала прекрасное название для нашего маяка.

– Название?

– Ну да. Почему бы и нет? Будь Ирвин Уоллес или Уильям Бакли владельцами этого уникального местечка, спорим, снаружи уже давно висела бы огромная медная табличка с названием.

– Понятно. И несмотря на то что я не продал издателям ни единого слова, ты уже причислила меня к Уоллесу и Бакли?

Оттолкнув меня, она вскочила.

– Так все же желаешь ты услышать название или нет?

– Выкладывай!

Луиза направилась к полкам с книгами, посвященных успеху, пробежалась пальцами по корешкам. Затем, вскинув руки высоко над головой, указывая на взмывающие вверх ряды полок, воскликнула:

– Впредь, мистер Кристофер, маяк будет называться Башней Успеха! Окруженный этими прекрасными стенами, наполненными знанием и мудростью, ты будешь ваять предложения и абзацы настолько впечатляющие, что они, будто луч маяка, укажут путь всему миру. Обещаю!

Из небольшого холодильника Луиза достала бутылку вина «Chablis», мы чокнулись. Маяк был официально окрещен.

– Остается надеяться, – вздохнул я под звон бокалов, – что мне достанется хотя бы десятая часть успеха предшественника. Знаешь, бывает, когда завывает ветер и поскрипывает винтовая лестница, кажется, словно Джошуа Кройдон спускается по ступенькам, чтобы предъявить права на свой маяк.

– Кстати, я кое-что вспомнила! – воскликнула Луиза. – Не сходи с места!

Она подбежала к старому столу и вернулась с небольшим свертком в золотой фольге.

– Счастливого Рождества, писатель!

Прежде чем разорвать упаковку, я несколько минут вертел подарок в руках. Там была книга. Не с пустыми страницами, а старое потрепанное издание «Известных изречений» Джона Бартлетта. Луиза внимательно наблюдала за мной, а я, открыв фолиант, онемел от удивления. На внутренней стороне обложки зелеными чернилами было выведено: «Джошуа Кройдон, 1947».

– Откуда это?

– Нашла в старом столе, на второй день после переезда. Миссис Кройдон оставила тебе стол и печатную машинку. Уверена, она знала и о книге, лежавшей в одном из выдвижных ящиков, не иначе, хотела подарить тебе. Почти два года я хранила ее в своем шкафу. Надеялась, что она станет особенным подарком к первому Рождеству после окончания работы над твоей книгой.

– Истинное сокровище, – произнес я, поглаживая выцветшую обложку.

– И это еще не все. Видишь закладку? Она была в книге на той же самой странице, что и теперь. Открой и посмотри.

Страница 926. Теми же зелеными чернилами, что и надпись на обложке, было обведено четверостишие из стихотворения Джеймса Элроя Флеккера, английского поэта начала двадцатого века, как я узнал позднее.