Диана Джонс - Девять жизней Кристофера Чанта

Кристофер оглянулся и увидел рядом радостно улыбающегося Габриэля. “Похожая улыбка была у него на лице, когда мы подняли в воздух того обитателя Одиннадцатого Мира”,— подумал Кристофер.

— Ну что, дадим коту немного позабавиться? — спросил Габриэль.

Кристофер кивнул. Доспехи дяди исчезли, под ними оказался рыжий твидовый костюм. У Трогмортена тут же появилось семь лап, три головы, когти-бритвы, он зашипел и забрызгал слюной. За секунду ему удалось прогуляться вверх и вниз по дяде несколько раз. Спустя еще пять секунд кровь полилась рекой и Кристоферу стало жалко дядю, поэтому, когда через полминуты Трогмортен с рычанием куда-то исчез, Кристофер вздохнул с облегчением.

А кот был уже в руках Богини. Он отчаянно вырывался, но девочка сказала:

— Нет, Трогмортен. Я говорила тебе и раньше, что нельзя царапать лицо! Это очень дурно.

— Дурно или нет, но мне понравилось, — с сожалением сказал Габриэль, бережно наматывая что-то невидимое на руку. — Симонсон, — позвал он, — вы отвечаете за клетку? Пока он отбивался от Трогмортена, я отнял у него магию. Уберите клетку и заприте его где-нибудь, пока полиция не подъедет.

Воспользовавшись моментом, Трогмортен прыгнул под клетку, как только она начала подниматься. Дядя взвыл. Тогда один из конюхов забрался под потолок и отцепил канат с клеткой, которая с ужасным грохотом упала на пол; дядя оказался снова в клетке, а Трогмортен, истошно вопя, рыскал вокруг.

Когда в конце концов клетку сдвинули, из лужи крови посреди звезды поднялся серебристый столб. Он поднимался все выше и выше, постепенно принимая очертания человека, и наконец из него выступила женщина в серебряном платье, серебряной маске и с серебряным копьем.

Богиня задрожала от страха и спряталась за Кристофера.

— Серебро, — предупредил он. — Я ничего не смогу сделать.

Он сжал зубы. Первый раз за все время Кристофер почувствовал, как беззащитен и гол человек с одной-единственной жизнью. Богиня метнулась к Габриэлю и схватилась за его черный сюртук:

— Это Ашет! Спасите меня!

— Мадам, — вежливо сказал Габриэль привидению, — что привело Вашу честь в нашу скромную обитель?

Привидение проницательно поглядело в щелки маски сначала на Габриэля и спрятавшуюся за него Богиню, потом на Кристофера, на клетку и на всеобщий беспорядок в холле.

— Я надеялась, что это более респектабельное заведение,— сказала женщина глубоким мелодичным голосом и сдвинула маску с лица. Посмотрев на это лицо, Кристофер почувствовал себя круглым идиотом в тигровой шкуре с навешенными на нее побрякушками.

— Матушка Праудфут! — воскликнула Богиня.

— Я давно пытаюсь прорваться сквозь эту пентаграмму, дитя мое, — раздраженно проговорила матушка Праудфут. — Тебе следовало со мной посоветоваться, прежде чем принимать столь важное решение. Ты ведь знала, что я непременно изменила бы для тебя правила, если бы могла. — И, повернувшись к Габриэлю, добавила:— Вы выглядите достаточно солидно. Это вы тот самый главный волшебник Двенадцатого А, де Витт?

— К вашим услугам, мадам. Простите нам этот временный беспорядок. У нас были неприятности, а вообще мы вполне достойные и уважаемые представители своего народа.

— Я так и думала, — ответила матушка. — Не могли бы вы позаботиться об этой Дочери Ашет? Я была бы вам весьма благодарна, если бы вы помогли мне, потому что я должна сообщить о ее смерти.

— В каком смысле — позаботиться? — осторожно спросил Габриэль.

— Отправить ее учиться в хорошую школу, и, более того, — стать ее официальным опекуном, — сказала Праудфут и величественно сошла с пьедестала. Ростом она оказалась с Габриэля. И вообще чем-то они были похожи: оба худощавые и строгие. — Эта девочка была моей любимицей, — объяснила матушка. — Я всегда стараюсь спасти их, когда они становятся взрослыми, но почти все они так глупы, что я не сильно переживаю, если это мне не удается. Но как только я поняла, что эта девочка не чета остальным, я начала делать для нее отчисления из фонда... Храма. Думаю, мне хватит средств, чтобы устроить ее судьбу.

Она отбросила шлейф платья, и пьедестал оказался небольшим сундучком. Матушка широким жестом откинула крышку, и Кристофер увидел великое множество мутных полупрозрачных камешков, похожих на дорожный гравий. Однако Габриэль взирал на них с благоговейным трепетом. Такрой и Флавиан беззвучно переговаривались, многозначительно стреляя глазами в сторону сундука. Кристоферу послышалось слово бриллианты.

— Ну что, как вы думаете, этого хватит?

— Хватило бы и половины, — почтительно ответил Габриэль.

— Видите ли, я желала бы, чтобы после вашей частной английской школы девочка закончила бы высшую швейцарскую школу, — пояснила матушка. — Я изучила ваш мир и не хочу, чтобы девочка в чем-либо нуждалась. Вы поможете мне? Я в свою очередь прослежу, чтобы служители Ашет удовлетворили любую вашу просьбу.

Габриэль перевел взгляд с матушки Праудфут на Богиню. Он колебался. Посмотрел на Кристофера и наконец сказал:

— Очень хорошо.

Богиня выпрыгнула из-за Габриэля, обняла его и бросилась к матушке, которую тоже обняла.

— Я так вас люблю, матушка! — воскликнула девочка, уткнувшись в серебряные складки платья.

Матушка Праудфут всхлипнула и крепко обняла Богиню. Потом посмотрела на Габриэля:

— Вот еще что. Дело в том, что Ашет всегда требует какую-нибудь жизнь за каждую Живую Ашет.

Кристофер вздохнул. Похоже, во всех Безделках всем от него только и нужны были жизни. Теперь у него осталась лишь одна — в сейфе замка.

— Ашет не очень разборчива, — сказала матушка Праудфут, прежде чем Габриэль успел открыть рот. — Обычно я подсовываю ей жизнь какой-нибудь кошки из Храма. — И ткнула серебряным копьем в тот угол, где Трогмортен ходил вокруг клетки и шипел, как кипящий чайник.

— У этого старого рыжего разбойника еще три жизни. Возьму одну.

Шипение прекратилось. Трогмортен показал, что он думает по поводу такого предложения, пулей метнувшись вверх по лестнице.

— Неважно, — сказал Габриэль. — Так уж получилось, что у меня есть одна запасная жизнь.

Он вытянул свое прозрачное подобие из свалки ломаных библиотечных стульев. Потом повесил его на острие копья матушки.

— Такая подойдет?

— Без сомнений. Спасибо.

Матушка поцеловала Богиню и величественно удалилась в пентаграмму. Богиня закрыла сундучок и уселась на него.

— Школа! — расплылась девочка в блаженной улыбке. — Рисовые пудинги, старосты, спальни, полуночные пиршества, игры... — Внезапно ее лицо сделалось озабоченным. — Но, если честно, сэр де Витт, думаю, мне лучше остаться в замке. Ведь я причинила Кристоферу столько неприятностей, а он так... так одинок здесь.