Виталий Коржиков - Мореплавания Солнышкина

— А нам хоть шкугочки, нам шкугочки! — ползая на четвереньках, приговаривали старички. Они вцепились друг в друга и уже ничего не видели.

Солнышкин, открыв клетку, выпустил пса и бросился бежать из заведения. Следом за ними увязался шпиц, но так получил дверью по носу, что откинул задние лапки и упал в обморок.

Солнышкин мчался по переулку. Ему казалось, что сзади раздаются свистки, но это свистели наглаженные вчера брюки.

От парохода «Даёшь!», как от флакона с духами, по всему порту растекались ароматы.

Судно пополняло запасы провианта. На палубе белели новенькие ящики с жёлтыми, курносыми бананами, лимонами, из корзин торчали чубчики ананасов…

Штурман Ветерков долго пересчитывал их пальцем, потом махнул рукой: штукой больше, штукой меньше — какая разница!

Но кругленький Безветриков должен был знать всё точно. Он сбегал за арифмометром, пощёлкал ручкой и доложил капитану:

— Полный порядок. Тютелька в тютельку!

Моряков надел парадный китель и собирался нанести визит знакомому капитану бразильского парохода.

У самого трапа он на минуту задержался, потому что вахтенный Федькин сказал:

— Салютуют! Перьями салютуют!

В городе раздался такой гул, будто там палили из сотни пушек. По всему небу, хлопая крыльями, разлетались птицы, цветные перья, пух и какое-то красное облачко.

— Но это, это… — сказал Моряков и не договорил.

Стуча каблуками, на причал, чихая, влетел растрёпанный Борщик, а за ним спешил старый инспектор Океанского пароходства. Мягкие волосы его развевались, глаза смотрели возмущённо и встревоженно.

— Что с вами, Мирон Иваныч? — бросился навстречу Моряков.

— Неприятности! Огромные неприятности! — сказал Робинзон, вытирая пот со лба.

— Да что случилось?

— Некогда, некогда! Нужно выручать ребят! — Робинзону казалось, что с ними стряслась беда, и он потянул Морякова в город.

По дороге он рассказал обо всём, а когда дошёл до истории, случившейся на базаре, Моряков остановился:

— Позвольте, позвольте! Они что же, торговали нашими аистами?

— Конечно!

— А вы освободили их?

— Конечно! — сказал Робинзон.

— Браво! Браво! — крикнул капитан и помчался вперёд.

Его тень закрывала пол-улицы и головой доставала до конца квартала. Рядом торопилась маленькая тень Робинзона. Пальмы раздавались в стороны: капитан спешил на выручку своему экипажу.

Но никого из команды «Даёшь!» на улице не было. Только на мосту, обсуждая недавние события, стояли пять английских матросов и один греческий адмирал, а на деревьях громко чихали обезьяны.

Моряков остановился на минуту поразмыслить — и… до его слуха донёсся протяжный крик:

— Картины! Самые лучшие в мире картины!

Моряков приподнял голову. Робинзон потянул его вперёд, но из разместившегося под навесом салона снова донеслось:

— Картины! Самые прекрасные в мире картины!

Моряков торопился выручать товарищей, но речь шла о выдающихся произведениях искусства! И капитан, виновато сказав Робинзону «на одну минуту», направился к навесу, под которым у какой-то картины спорили несколько ценителей живописи.

Маленький человек — хозяин салона — в нейлоновой рубашке с бабочкой на воротнике бегал, расхваливая стоящие на подставках два холста, по которым расплывались жёлто-зелёные пятна. Рядом лежал ящик с красками и кистями.

— Но где же картины? — спросил осторожно Моряков.

— Перед вами! — воскликнул человечек. — Прекрасные натюрморты. Вот бананы! — И он показал на холст, стоявший слева. — А вот фрукты! — И он показал направо.

Робинзон весело хмыкнул. А Моряков прошёлся так, что вокруг салона на пальмах закачалась листва.

— Какие сочные, какие волнующие краски! — восхитился человечек.

— Это краски?! — остановился Моряков. — Да это же незрелая мазня…

— Но ведь это бананы, — лукаво усмехнулся хозяин. — Они созреют, пока вы донесёте их до вашего судна!

— Неужели созреют? — тоже с усмешкой спросил Моряков, ещё раз посмотрев на холсты.

— Конечно! — шустро подмигнул капитану хозяин и взмахнул руками. От рукавов с треском посыпались искры, а бабочка на воротнике, кажется, затрепетала крылышками. — Разве вы не видите, что они хорошеют на глазах?! — И маленький человечек во весь рот улыбнулся капитану.

— В таком случае, — сказал Моряков, и в глазах его вспыхнули весёлые светлячки, — я покупаю эти картины.

В толпе зашептались, а человечек по-деловому присвистнул и бросился заворачивать картины.

— Но, — остановил его Моряков, — я не вижу подписи художника.

— Момент! — воскликнул хозяин. — Он обедает в десяти минутах отсюда.

— Я согласен! — сказал Моряков.

И хозяин побежал туда, где за мостом чадили дымки многочисленных кухонь.

Робинзон смотрел на своего воспитанника с явным неодобрением:

— Вы что же, собираетесь потворствовать этому шарлатанству?

— Мирон Иваныч! Мирон Иваныч!.. — всплеснул руками Моряков. Потом что-то шепнул Робинзону, дал несколько долларов, и старик, улыбаясь, вышел из салона.

Присутствующие зашевелились.

Моряков взял кисть и краски, шагнул к мольберту и на глазах у оторопевших зевак закрасил левый холст рыжей краской, а внизу нарисовал жёлтый-жёлтый банан. К нему тотчас стала подкрадываться вертевшаяся у ног обезьянка.

В это время за спиной Морякова появился Робинзон с огромным кульком в руках.

Моряков кивнул ему и принялся за вторую картину. Нет, он не чувствовал себя великим художником, но постоять за честное искусство считал своим долгом!

Он нарисовал ветку, потом жёлтой краской наложил такой мазок, что толпа ахнула: на холсте появился ещё один банан, живой, полный солнца! Казалось, художник окунул кисть не в краски, а в солнечный луч.

Толпа увеличивалась. Перед зрителями на холст так и сыпались алые гранаты и солнечные апельсины, яблоки и грейпфруты. Наконец капитан провёл кистью большой длинный штрих, и все увидели, как в глубине картины тяжело закачалась банановая гроздь…

Моряков посмотрел на часы, подмигнул Робинзону и положил кисть и краски на место.

И тут, расталкивая толпу, к Морякову пробился хозяин салона, за которым бежал создатель великих полотен.

— Вот и подпись! — сказал хозяин и показал на художника. И вдруг взвыл: — Где картины? Где бананы?

— Увы! — грустно сказал Моряков. — Они так быстро созрели, что нам пришлось их собрать. Вот, — сказал Моряков, а Робинзон под хохот толпы преподнёс художнику свёрток с бананами. — Один ещё остался, — заметил Моряков, показывая на картину. — Но и он, как видите, вот-вот дозреет.