Виталий Коржиков - Мореплавания Солнышкина

— Это такие светлячки, — торжественно сказал Перчиков, — за которых жители ближайших островов отдают самые большие драгоценности. Ведь даже в этих морях они встречаются очень редко. Мы осветим ими весь пароход!

— При таких светлячках можно делать любую операцию! — восхитился Челкашкин.

— И ни одна мышь не заскребётся, если их поставить на камбузе! — сказал Борщик.

«И можно писать стихи», — подумал Пионерчиков.

— При их свете очень хорошо петь морские песни, — усмехнулся Федькин и, тронув струны гитары, завёл песню про то, как на далёком острове Таити жил с попугаем бедный негр Титимити.

Словно большой светлячок, «Даёшь!» уютно покачивался под эту песню.

А на трюме, под тентом, лежал бывший артельщик Стёпка, огоньки и бормотал:

— Милые светлячки, добрые светлячки! Это очень хорошо, что за вас платят самыми большими драгоценностями!

Солнышкин любовался яркими огоньками из рубки. Он заступил на вахту и стоял у штурвала.

Еще вся палуба нежилась в крепком предутреннем сне, когда артельщик открыл глаза и приподнял голову. За бортом вода нашёптывала колыбельную и покачивала юный экипаж.

Стёпка протёр глаза и осторожно стал пробираться между спящими. У камбуза он прихватил громадную банку, на цыпочках подошёл к борту и с досады плюнул. Хоть бы один порядочный светляк! Он трусцой подбежал к другому борту — там тоже было темно.

— Драгоценности! Вот тебе драгоценности! — От злости он чуть не швырнул банку за борт. Но вдруг что-то смекнул.

Рядом с Федькиным тихо, словно боясь его разбудить, мерцали два маленьких огонька. Артельщик подполз к банке, но огоньки зорко вспыхнули. «Тихо», — погрозил им пальцем Стёпка и, взмокнув от страха, запустил в банку пятерню.

В руке что-то затрепыхалось. «Есть!» — весело ухмыльнулся артельщик. Но, раскрыв ладонь, он ничего не увидел. В потном кулаке светлячки не горели!

Тогда артельщик опустил их в банку, и светлячки замерцали. «Ничего, загоритесь!» — пригрозил он и потрусил по каюте. Отовсюду лился мягкий зеленоватый свет.

— Хорош, — сказал Стёпка и потихоньку стал вылавливать светлячков в свою банку.

В каютах становилось темно. Но зато в его руках банка так засветилась, будто в ней кипело зелёное солнышко, и артельщик испуганно завертел головой. «Хе-хе, хватит, хватит света, — подумал он и, забежав к себе в каюту, бросил на банку старый фартук. — Теперь светите сколько угодно, пожалуйста!» Он ещё себя покажет! Закрыв дверь на ключ, Стёпка отправился в рулевую драить палубу.

Едва ступив на порог, артельщик услышал крик птиц, посвистывание ветра и голос Морякова:

— Право руля, Солнышкин! Вы слышите эти крики?

— Слышу, — ответил Солнышкин.

— Это близко земля, это скоро рассвет, — сказал Моряков. Солнышкин повернул судно, и впереди по носу загорелась тонкая и быстрая полоска зари.

Но острова пока не было видно.

— Подтянитесь, — сказал Моряков, — скоро он появится, и мы увидим фуражку Мирона Иваныча!

Солнышкин поднялся на цыпочки, слегка налегая на штурвал. И судно потихоньку начало просыпаться. Кое-кто слетел с трюма и стал потирать бока. Но Моряков этого не замечал. Начиналось чудесное утро. Рокот океана бодрил, и, несмотря на бессонную ночь, капитан был возбуждён.

— Слышите гул, Солнышкин? Это разбивается прибой о коралловые рифы! Сегодня у нас будут такие кораллы, такие кокосы, такие раковины, которые украсят лучший дворец! Нужен только хороший нож, нужны рукавицы, и вы увидите, что такое подводный мир!

Ветер раздувал за спиной Солнышкина невидимые крылья. Солнце слегка подмигивало ему. И не только ему, потому что разбуженные лёгкой качкой среди полного штиля в рубке уже стояли Перчиков и Пионерчиков. А на пороге с ведром и шваброй на редкость бодро и весело трудился Стёпка.

— Возьмите своих товарищей, — сказал Моряков, — денёк поныряете, и музей Робинзона будет полон!

Перед Солнышкиным, Перчиковым и Пионерчиковым распахивались глубины океанской лагуны.

— Хе-хе, — приблизился к Морякову Стёпка. — А нельзя ли и мне понырять? Я буду хорошо работать, — заверил он, — очень хорошо.

Перчиков скорчил гримасу, но Пионерчиков сказал:

— Раз человек хочет поработать, почему бы не взять?

— Конечно, — сказал Моряков. — Конечно. Но учтите: осторожность. Иногда в лагуну заходят акулы…

Но какое это имело сейчас значение!

Друзья готовы были кричать, как птицы. И Солнышкин закричал:

— Смотрите, смотрите, там впереди пожар!

— Это не пожар, Солнышкин, — улыбнулся Моряков, всматриваясь, не видно ли впереди Робинзона, — это на острове пылают алые тропические цветы.

— Но впереди клубится дым! — крикнул Солнышкин.

— Это не дым, — сказал взволнованно Моряков. — Это поводят кронами могучие фрамбойаны!

— Но ведь над ними взлетают искры!

— Это не искры, Солнышкин, — сказал Моряков, — это просыпаются тропические птицы. Вы же слышите, как они кричат?

Да, это кричали незнакомые птицы, а вдали зеленел лес, к воде опускались лианы, и ярко пылали цветы. Их озаряло солнце. Оно горело уже вовсю.

Солнышкин правил прямо на остров.

Но чем ближе становился берег, тем тревожнее всматривался в него Моряков. Над пароходом летали сотни чаек. Но ни мистера Понча, ни Робинзона на берегу не было.

Едва смолк гул машины, а старый Бурун с грохотом опустил якорь. Моряков приказал:

— Бот на воду!

Через несколько минут маленькая экспедиция уже сидела в боте. Солнышкин держал брезентовые рукавицы, Пионерчиков укладывал под скамью ножи.

Марина, выглянув в иллюминатор, кричала:

— Пионерчиков, привезите и мне кораллы!

Только артельщик всё ещё спускался но трапу, прижимая к боку обёрнутую тряпкой банку.

— Тащит всякое барахло, — возмутился Солнышкин.

— Это не барахло, — хитровато, но удивительно вежливо сообщил артельщик. — Это, хе-хе, лекарство, которое выписал мне Челкашкин.

— Ладно, садись, — нетерпеливо сказал Перчиков, и волны сами понесли бот навстречу стелющимся по ветру пальмам.

Солнышкин, привстав, смотрел туда, где в белоснежном воротничке морского прибоя поднимался остров. Он думал, почему Марина попросила привезти кораллы Пионерчикова, а не его. Но это не мешало ему смотреть вперёд. В глубине, в синей прозрачной бездне, мелькали рыбы, а впереди, среди рифов, гудел и взрывался белый поток. Маленький бот быстро приближался к нему, и Солнышкин невольно старался поставить ногу потвёрже.

— Держись! — вдруг крикнул Моряков.

Могучая волна подхватила бот на самый гребень и швырнула вперёд. Солнышкин почувствовал, как правая нога оторвалась от днища, левая завертелась в воздухе, как на педали, и он полетел в пучину.