Борис Раевский - Детская библиотека. Том 50

— Огромная просьба! — сказал Генька. — Сверните, пожалуйста, на Шестую.

— Зачем? По Восьмой ведь удобнее.

— Потом все объясню. Ага, спасибо. Теперь сюда. Остановите на минутку. Сейчас из парадной выйдет дядька. Высокий, толстый. Рассмотрите его. Хорошенько. Ну, вот… Вот он…

Мимо тяжело прошагал рослый мужчина. Плечи — развернуты, голова сидит прямо. Лицо решительное, волевое.

— Ну? — нетерпеливо спросил Генька.

— Что — «ну»?

— Узнали?

Эрик Сергеевич пожал плечами:

— Нет. Незнакомое лицо… А что?

Генька, вздохнув, объяснил.

Эрик Сергеевич молча включил стартер. Вывел машину от панели в общий поток. И лишь мимоходом кинул:

— А зачем темнил-то?!

Генька приехал неожиданно. С порога объявил Вите:

— Срочное дело! Едем!

По пути рассказал, что опыт не удался.

«Хорошо, что я отцу наперед не проговорился, — подумал Витя. — В первый раз посоветовал, и то…»

Генька всю дорогу подгонял Витю. Оказывается, генерал получил письмо от Федерико.

Маленький конверт, крупный детский почерк.

«Папа просит прощения, что он не сам пишет, но он считает, что у меня это лучше получится, — так начиналось письмо. — Он говорит, раз меня в школе шесть лет учат русскому языку, то иначе и быть не может».

Письмо было подписано «Владимир Пелардес», содержало приветы всем ленинградским знакомым и только одной фразой касалось самого важного:

«Папа с товарищами решили помочь в поисках вы знаете кого. Но папа говорит, для этого нужно время, а также благоприятные обстоятельства».

Что бы это значило? Генька попытался строить догадки, но генерал решительно оборвал его:

— Будем ждать! Раз товарищ Пелардес сказал: нужно время — будем ждать! А пока — на письмо полагается ответить. Думаю, что у вас с Владимиром найдутся общие интересы, не так ли?

Генька, не любивший писанины, промолчал. Но тут неожиданно влез Витя. Чудак! То слова не скажет, то выскакивает, когда не просят.

— Конечно, напишем! — Витя говорил с таким энтузиазмом, будто всю жизнь только и мечтал скрипеть пером. — И давайте мы им еще… карточку пошлем… ту, на которой вы с Николаем Филимоновичем. — Витя указал на стену, где висел снимок. — Сделаем копию… и пошлем… Федерико будет очень приятно… он же как раз неподалеку… фронт переходил.

Генерал удивился.

— Ты думаешь? А впрочем…

И он снял со стены старую фотографию.

— Чего это тебе взбрело? — спросил Генька, провожая Витю к автобусу.

— Не понимаешь? Эх, детектив! Ну-ка, пошевели извилинами. Ведь это же снимок… сорок второго года!

— Ну и что?

— А то! Если Эрик Сергеевич… теперешнего разведмайора не узнал… так может… тогдашнего лейтенанта узнает?

Генька даже остановился.

— Гений! Завтра же съезжу.

И забрал у Вити завернутый в газету снимок.

Эрику Сергеевичу не пришлось долго думать. Его натренированная память сработала сразу. Человека, стоявшего на снимке за спиной генерала, он видел на рассвете двадцать четвертого августа сорок второго года в траншее под Лигово. Точно.

«Эх, Витька, Витька!» — Генька перебрал в памяти все слова из кожного диспансера. Вместо того, чтобы устраивать «целительный шок», о котором сам назвонил, этот стихоплет сразу же все выложил Филимонычу. Опять захотелось на помочах!..

И вот результат: Филимоныч велел им обоим немедленно явиться к генералу. Сказал, что будет ждать их там. Немедленно — это неспроста, факт! То ли за фотографию станет жучить, то ли за самовольные приемы. В общем, удружил Витя!..

Генерал, вопреки обыкновению, ничем не потчевал гостей, а сразу увел в кабинет.

— Докладывайте! — коротко и непривычно сухо распорядился он.

Филимоныч рассказал, как Эрик Сергеевич узнал на снимке Бортового. Похвалил ребят за инициативу и находчивость.

«Ого, а я-то думал…» — обрадовался Генька.

Но тут же услышал такое!.. Настолько странное и непонятное. Даже чудовищное!

По словам Николая Филимоновича, похоже, что Бортовой не так уж сильно пострадал от контузии. И забыл он далеко не все. Вот, например, та история, когда Николая Филимоновича чуть не окружили немцы. Помнит же! Он прежде и другое рассказывал, особенно, когда набирал градусы. А теперь чуть что — хлопает себя по затылку: «Память поотшибло!»

Можно было бы не принимать эти штучки всерьез. Придумал человек для себя игру, ну и ладно, пусть забавляется. Но, пожалуй, пора над этим задуматься.

Ведь все нити поисков сходятся к рейду глубинников. Чтобы узнать о нем, приходится лезть в архивы, наводить уйму справок, дожидаться каких-то благоприятных обстоятельств. А под боком человек, который наверняка знает об этом больше других, но почему-то не хочет рассказать правду. Наоборот — старается увести от нее подальше.

Генька глядел на Филимоныча с обидой и возмущением.

«Как он может! Такой герой, а он!..»

Генька порывался что-нибудь сказать в защиту майора, но, как назло, кроме слов «орел-командир», ничего не мог сообразить. Мельком глянул на Витю: тот вовсе не был огорчен. Скептик проклятый! Они с Олей давно твердят про майора: «Странный».

А генерал?! Неужели и генерал тоже?

Генерал неподвижно сидел за столом. Его сигара наполовину сгорела, но сохранила прежнюю форму: хрупкий столбик пепла удерживался над розовым колечком тлеющего табака.

— Пожалуй, вы правы, — голос генерала прозвучал тише обычного. — Может быть, тогда и Чукин…

Николай Филимонович насторожился. Генерал кивнул.

— Да, да, тот… Из особого отдела. Помнится, он заводил разговор. Нет, не об этой истории, конечно, — такое бы я не забыл. Что-то совсем другое. Он ведь всех в чем-нибудь подозревал! В общем, тогда не дали хода. Но в свете новых фактов… Давайте-ка его позовем. Он хоть на сборы и не является, но мне по праздникам звонит. Что ни говорите — субординация!

Вскоре на пороге кабинета появился белесый широкоскулый человек. Лицо гладкое, плоское, словно скалкой раскатанное. Обвел всех глазами, остановил взгляд на генерале и, четко выговаривая каждое слово, доложил:

— По вашему приказанию прибыл.

Генерал поморщился:

— Какое уж там приказание! Скорее — просьба, товарищ Чукин. Вы когда-то старались привлечь мое внимание к нашему дивизионному разведчику…

— Офицеру Бортовому?

— Вот именно. Помните?

— Так точно. Мои сигналы были оставлены без последствий.

— Да, да. Но я не о них. Не случалось ли с Бортовым чего-либо… Ну, скажем, необычного?

— Понятно. — Чукин еще раз обвел всех тяжелыми, как пули, глазами. — При них можно?

— Капитана Ярова вы знаете, а это… — генерал хотел объяснить, но передумал, и в тон Чукину ответил. — Можно.

— Кратко или подробно?