Анатолий Рыбаков - Приключения Кроша. Каникулы Кроша. Неизвестный солдат [трилогия]

Игорь сразу повеселел:

— Ладно, пусть будет так. Но как быть с этими несчастными амортизаторами? Считают, что мы их взяли.

— Пусть считают! — закричали ребята. — Не брали мы никаких амортизаторов.

Майка сказала Вадиму:

— Вадим, дай честное слово, что ты не брал!

Вадим приложил руку к сердцу и дал честное слово, что он этих амортизаторов в глаза не видел.

И все ему поверили. А я тем более. Ведь я знал, кто подменил амортизаторы.

Игорь тоже поверил Вадиму. Но боялся директора. И потому внес такое предложение:

— Выберем делегацию. Она пойдет к директору и передаст ему наше решение. В состав делегации предлагаю: Майю, Полекутина и Кроша.

— Сам дрейфишь! — заметил я.

— Нет, — возразил Игорь. — Но я слишком часто хожу к директору по разным текущим делам. Мой приход не произведет нужного впечатления. А если пойдет специальная делегация, то это произведет нужное впечатление.

Мы тут же пошли к директору. Майя, Полекутин и я. Игорь тоже увязался с нами. Так он любил «фигурировать». Но в кабинете стоял несколько в стороне, как человек, зашедший сюда случайно.

— С чем пришли? — спросил директор.

Мы договорились, что начнет Майка. Как с женщиной, директор обязан говорить с ней вежливо. Вообще-то он человек выдержанный, но мало ли что… А если понадобится по ходу дела, то вмешаемся мы с Полекутиным.

Майка сказала:

— Класс признает свою вину. Мы действительно взяли кое-что без разрешения. Больше этого не будет.

— А амортизаторы? — спросил директор.

— Мы не брали. Они нам не нужны.

— Кто их взял?

— Этого мы не знаем.

— Надо найти, — спокойно сказал директор.

Тут я увидел, что по ходу дела пора вмешаться. И спросил:

— Интересно, как же мы их найдем?

Директор развел руками:

— Это дело ваше.

Вдруг высовывается Игорь со своим хорошо поставленным баском:

— Не беспокойтесь, Владимир Георгиевич, мы примем меры.

Он хотел задобрить директора.

— Нет, — возразил я, — напрасно Игорь обещает. Класс его на это не уполномочивал. Мы не брали амортизаторов, не знаем, где они, и не намерены их искать. А зря обещать нечего.

Директор внимательно посмотрел на меня. Он вообще как-то чересчур внимательно разглядывал нас, точно никак не поймет, что мы за люди такие.

Главный инженер сидел возле директора и молчал. Он считался руководителем практики, отвечал за нас, ему было неудобно за происшедшее и оставалось только молчать.

Директор спросил:

— Кто разрешил вам без спросу брать части из цеха?

— Ведь мы признали свою вину, — ответила Майя.

— Думаете, признали вину — значит, оправдались?

Майка перебросила косу с одного плеча на другое. Это значило, что она начала волноваться:

— А что мы должны делать?!

— Не с того конца начинаете, — сказал директор. — Надо разобрать машину на агрегаты. Потом развезти агрегаты по цехам. А там уже посмотреть: какие части годятся, какие нет.

— Это правильно, — согласился Полекутин.

Я тоже подтвердил, что правильно.

Игорь сказал:

— Именно так мы и решили поступить, Владимир Георгиевич.

— Аккуратно, чтобы ни одной гайки не потерять, — предупредил директор.

— Не беспокойтесь, — заверил его Игорь.

Игорь увидел, что разговор с директором оказался вовсе не таким страшным, сразу осмелел и опять вошел в роль руководителя и начальника штаба.

Когда мы вышли из кабинета, он остался там. Сказал нам вдогонку:

— Подождите меня во дворе, я сейчас выйду.

Во дворе нас ждали ребята. Хотели узнать, что и как. Мы им объявили, что все в порядке.

Вышел Игорь, тряхнул волосами, весело сказал:

— Инцидент исчерпан. Завтра организованно кидаемся на разборку лайбы. Но не той, что на пустыре. В лагере, в Липках, где прошло наше невинное детство, есть еще одна. Тоже списанная, но в лучшем состоянии. Ее передают нам. Завтра мы ее притащим.

Все закричали, что это здорово и Игорь молодец.

Я тоже подумал, что Игорь все же молодец. Когда Зуев сказал про машину в Липках, мы пропустили это мимо ушей. А Игорь сразу ухватился и уже договорился с директором. Есть у него административные способности, этого отрицать нельзя.

Все же я заметил:

— Это мы знали. Еще раньше тебя.

— А почему молчали? — ехидно спросил Игорь.

На это мне нечего было ответить.

Мы стали решать, кто поедет в Липки за машиной. Впрочем, это было ясно. Буксировкой машины занимается гараж, а в гараже работали мы со Шмаковым Петром…

— Пусть едут Сережа со Шмаковым, — сказала Майя, — ведь они знают машину в целом! — и улыбнулась.

Майка никогда не называла меня «Крош», только по имени. И всегда говорит обо мне с улыбкой, значение которой я не понимаю и потому не знаю, радоваться мне этой улыбке или огорчаться.

— Это разумно, — согласился Игорь, — и я поеду с ними. А старшим здесь останется Ванька Полекутин.

Игорю в лагере делать было абсолютно нечего. Просто ему хотелось прокатиться и не хотелось ковыряться здесь. Ну и пусть едет! Полекутин без него здесь гораздо лучше со всем справится. Полекутин серьезный парень — не трепач, не звонарь и хорошо разбирается в технике.

Но Игорю этого было мало.

— С нами поедет Вадим, — объявил он.

— Зачем? — удивились мы.

— Мало ли что там потребуется. А как ни говори, парень он пробивной.

Но, как я догадался, Игорь взял Вадима специально для того, чтобы было кем командовать. Знал, что мною и Шмаковым Петром ему командовать не удастся.

Вечером я сказал дома, чтобы меня завтра пораньше разбудили. Мне надо ехать в Липки буксировать машину.

Подробнее я не стал рассказывать. Не люблю рассказывать дома про школу, а тем более про автобазу. Зачем? Мама никак не может запомнить ни фамилии ребят, ни имени учителей. Скажешь ей про одного, а она думает на другого. Каждый раз нужно начинать все снова, про каждого объяснять, кто он и что он. Кроме того, многие ребята живут в нашем доме. Мама знает их родителей. И может им ляпнуть чего не следует. Она удивительно несообразительна на этот счет.

Не помню в каком классе, я пришел домой и рассказал, что Шмаков Петр третий раз подряд хватает двойку по русскому. Даже не помню, почему я это рассказал. Сидел на кухне и болтал. Без всякого ехидства и злорадства. Тем более, что Шмаков схватил третью двойку зазря. Только первые две схватил за дело.

А моя мамаша встретила во дворе бабушку Петра и говорит ей про эти двойки. Конечно, из самых лучших побуждений. Хотела ей что-то посоветовать, поделиться опытом, что ли.

Ничего в этом особенного не было: я рассказал маме, а она поделилась опытом. Тем более, что Петр не скрывал дома двоек: они у него в дневнике.

Но бабушка Петра приходит домой и начинает его ругать: «Позор! О твоих двойках знает весь дом. Все соседи говорят».