Виталий Коржиков - Весёлое мореплавание Солнышкина

— Солнышкин!

Солнышкин вздохнул. Наверное, послышалось.

— Солнышкин! — раздалось снова. — Иди сюда!

Солнышкин мгновенно подскочил к иллюминатору и увидел Перчикова. Он стоял на поручнях над самым морем, в руках у него была подушка.

— Что ты делаешь? — ужаснулся Солнышкин.

Ведь один миг — и Перчиков полетит в воду! А Перчиков прошептал:

— Тихо… — И протянул подушку: — Держи, а то в лазарете твёрдая! Всё будет в порядке.

Перчиков спрыгнул на палубу и скрылся в темноте.

— Спасибо, Перчиков, спасибо! — крикнул Солнышкин. Он обхватил подушку руками и мгновенно уснул.

В это же время, лёжа в опустевшей каюте, Перчиков составлял план, по которому вся команда должна будет работать с Солнышкиным. Голова Перчикова подпрыгивала на жёстком матраце, но это совершенно не мешало ему думать.

Завтра с утра он, Перчиков, передаст по радио концерт для Солнышкина. Федькин будет заниматься покраской трюма напротив изолятора, чтобы Солнышкин видел, как правильно владеть кистью. Бурун покажет ему вязку морских узлов.

А если можно ускорить лечение и понадобится переливание крови, то он, Перчиков, завтра же первым пойдёт на помощь другу.

Как только солнце тронуло Перчикова за кончик носа и за бортом закричали чайки, он выбежал на палубу. Там уже Челкашкин делал зарядку, похрустывая упругими мышцами, а боцман возился с пульверизатором. Челкашкин занёс руки над головой и собирался делать с тойку, но внезапно замер и с ужасом посмотрел на Перчикова: правая щека радиста прямо на глазах у доктора покрывалась сыпью.

— В изолятор! — произнёс Челкашкин, вытянув вперёд руку, но тут же глаза его сделались ещё шире: его собственная рука покрылась сыпью.

Челкашкин повёл усиками, удивлённо огляделся, посмотрел на боцмана, на ярко выкрашенное ведро, на шипящий пульверизатор и вдруг, схватившись за голову, с отчаянным хохотом закричал:

— В изолятор! В изолятор!

И Перчиков, забыв про все свои планы, бросился за ним, перелетая сразу через пять ступенек. Они открыли дверь и остановились у порога изолятора. Солнышкин спал, все ещё нежно обнимая принесённую Перчиковым подушку.

— Момент, — сказал Челкашкин, — спокойно! Он взял клочок ваты, сунул её в спирт и смахнул со щеки Солнышкина всю краску.

— Медицина! — улыбнулся Челкашкин.

— Медицина, — засмеялся Перчиков. И только Солнышкин ничего ещё не знал о своём удивительном выздоровлении.

Утром Федькин встал за штурвал, а Петькин с Солнышкиным начали уборку в рулевой рубке. Петькин разливал по палубе мыльную воду, а Солнышкин следом насухо вытирал палубу. Сперва Федькин стоял молча, а потом незаметно для себя начал напевать известную морс кую песню «Бананы ел, пил кофе на Мартинике».

В это время в рубку вошёл Плавали-Знаем. Федькин примолк. Но Плавали-Знаем, наоборот, поощрительно кивнул головой: «Ничего, ничего». Песня как раз подходила к его великолепному настроению. Он выпил только что три чашки кофе «Африка» и испытывал прилив бодрости. Пароход бежал вперёд по ярким волнам. Ветер овевал мужественное капитанское лицо, и капитану захотелось поговорить о далёких плаваниях. Правда, дальше Камчатки он никогда не ходил, но о своих удивительных странствиях любил рассказывать. Он выглянул в окно, посмотрел вдаль и задумчиво произнёс:

— Когда после тяжёлого шторма мы подошли к Африке и стали на якорь у берега Аргентины…

Тут судно так тряхнуло, что Плавали-Знаем едва не вылетел в окно, а Солнышкин чуть не поехал по мыльной палубе. Это Федькин крутнул в сторону штурвал, потому что его передёрнуло от удивления. Ведь любой третьеклассник знает, что Аргентина находится в Америке!

Наверное, в другой раз Плавали-Знаем треснул бы кулаком по стенке и прогнал его от штурвала, но сейчас он только строго посмотрел на Федькина. Уж очень хотелось ему рассказать эту историю.

— Да, когда мы были в Африке и бросили якорь у Аргентины… — начал Плавали-Знаем снова.

— Но Аргентина находится в Америке, — сердито заметил Солнышкин, выкручивая тряпку. От толчка вода разлилась, и ему прибавилось работы.

Плавали-Знаем насмешливо взглянул на него:

— Где-где?

— В Америке, — твёрдо ответил Солнышкин.

— Петькин, скажите этому знатоку, где находится Аргентина.

Петькин засопел. Ему совсем не хотелось спорить с начальством. Он уже собирался сказать: «Если вы её видели в Африке, то, значит, в Африке», но его опередил Федькин.

— Конечно, в Америке, — сказал он.

— Тоже мне грамотеи, географы! В школе учились! — закачал головой Плавали-Знаем. — Я никогда ничему не… — Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг спохватился, мигнул и подошёл к Федькину: — А это что, во-первых, за разговоры на вахте? Вы что, забыли? А в о-вторых, когда я плавал, Аргентина была в Африке! Ясно?

Федькин только усмехнулся и постучал ногой об пол. Но Солнышкин стерпеть этого не мог.

Он выпрямился и, выкручивая тряпку, спокойно произнёс:

— А всё-таки Аргентина была в Америке! Всегда была в Америке. Это знает любой школьник.

— Ну хорошо, — многозначительно сказал Плавали-Знаем и потряс перед ним пальцем. — Ну хорошо, вы ещё вспомните, где была Аргентина, когда останетесь в первом порту! У вас там будет много времени для воспоминаний. В первом порту!

Разозлившись, он так схватился за подбородок, что уколол пальцы собственной щетиной.

Солнышкин вытирал палубу и думал: «Ничего, хуже, чем с ним, не будет».

Петькин сердито сопел, а Федькин усмехался и про себя всё напевал старую морскую песню.

— В первом порту, в первом порту… — пробубнил ещё раз Плавали-Знаем и сбежал по трапу.

Может быть, так всё и случилось бы, если бы в скором времени на пароходе «Даёшь!» не произошли куда более важные события.

В последнее время с боцманом Буруном случилась удивительная перемена. При встречах с Перчиковым он улыбался, вежливо пожимал ему руку, будто сто лет не виделся, и радист был доволен: наконец наступил мир. Но он не замечал, как ухмыляется чему-то боцман з а его спиной.

Как-то вечером Перчиков вышел понаблюдать за звёздами и помечтать о межпланетном путешествии. Он уселся на шлюпку и стал смотреть в тёмную высоту. Одни звёзды сверкали так близко, что их хотелось положить на ладонь, как снежок; другие мерцали так далеко, что при взгляде на них начинало тоскливо ныть сердце. Звёзд было множество. Они горели над трубой, мачтами…

И вдруг Перчиков увидел, что несколько звёзд пропали. Он вскочил. Звёзды появились опять. Он хотел было сесть, но звёзды снова пропали.

«Что за чушь? — подумал Перчиков. — Видимо, их заслоняет какой-то предмет». И тут он вспомнил, что как раз в этом направлении находится его антенна. Перчиков вспомнил угрозы боцмана, его улыбку и в волнении бросился по трапу наверх. На его любимой антенне висели боцманские тряпки и развевалась штанина от федькинских брюк!