Виталий Коржиков - Ледовые приключения Плавали-Знаем

— Что это значит? — спросил Челкашкин. Перчиков снова пожал плечами. А Морячок пропел: «Вперёд, вперёд, ломая лёд!» И Солнышкин сказал:

— Вперёд так вперёд! — Взял лом и, так как ничего другого придумать не мог, стал быстро долбить лёд по направлению к «Светлячку».

За ним вышли Перчиков, Бурун, Челкашкин и работали, пока с камбуза не раздался крик Борщика:

— Пора бы и пообедать!

Работники отправились в столовую, где весь коллектив «Даёшь!» уже хлебал щи и посасывал вкусные косточки. Гремя ложками, члены экипажа обсуждали план действий. Лёд поубавился, траншею наметили…

Но когда они вышли на палубу, то ахнули так, что пароход качнуло: впереди сверкала ледяная ограда, за которой «Светлячка» не было видно. Недавно вырубленные льдины были ловко уложены в стену.

Моряки терялись в догадках, как вдруг, перелетев через борт «Светлячка» и через искрящуюся стену, на лёд выбросился Васька и с криком «Караул! Спасите!» метнулся к команде «Даёшь!»

Пока друзья кололи лёд, Плавали-Знаем плутовато прохаживался по своей территории и даже орудовал ломиком, будто помогал со своей стороны. Но как только экипаж «Даёшь!» загремел ложками и вилками, бравый зимовщик дал команду, и Уточка стал быстро укладывать в стену вырубленные глыбы льда, которые на собаках подвозил Васька.

— Ну, хватит! — сказал Плавали-Знаем, когда стена поднялась выше его шапки. — Теперь поработаем для кино и для матча.

Ряд сверкающих фигур уже стоял у стены, но некоторых на доске ещё не хватало.

— Сделаем! — сказал разгорячённый Уточка. Однако весело намекнул: — У нас есть и более экстренные дела.

Плавали-Знаем вопросительно посмотрел на него.

— Привязать покрепче собачек. Они так и рвутся на котлетные запахи. — Уточка кивнул в сторону «Даёшь!» и, схватив ледышку, запустил ею в чёрного кота: на виду у всей своры он грыз на ледяной стене баранье рёбрышко. А потом кивнул на Ваську, который принялся из пульверизатора чернить шахматные клетки. — Боцман мог бы давно совершить свой главный подвиг…

Капитан поднял бровь и рассмеялся:

— А, конечно, конечно! Вторая в мире! — И, похлопав Ваську по животу, взял его под руку: — Ну что, Вася, пошли?

— Куда?!

— За инструментом, к Супчику… — улыбнулся Плавали-Знаем.

И в то же мгновение, рванувшись из мамонтовой шубы с криком «Караул! Спасите!», боцман «Светлячка» ринулся через ледовую стену, влетел в коридор «Даёшь!» и вдруг ещё громче заорал: «А! А!»

Навстречу ему бежал Борщик, звякая двумя громадными сверкающими ножами.

Позвякивая наточенными в токарке ножами, ничего не подозревавший Борщик подходил к камбузу и думал, какую часть бараньей туши пустить на новозеландские котлеты. Услышав крик, он бросился навстречу Ваське, у которого при одном виде инструментов чуть не выскочили глаза.

— А! — надрывался Васька.

— А! — заорал Борщик, испугавшись Васькиного крика, и сел на пол.

— В чём дело? — закричал вбежавший с командой Моряков. Васька замолк.

— В чём дело? — переспросил Перчиков.

— Васька! — развёл ножами Борщик.

— А ты что? — Радист перевёл взгляд на Ваську: — Обидел Борщик?

— Нет, — заныл Васька. — Плавали-Знаем! — И вдруг снова закричал: — Караул!

Крик этот был слышен так далеко, что на острове Камбала вздрогнул даже повышенный в чине мужественный лейтенант Молодцов, но подумал: чего не бывает во время съёмок!

— А что Плавали-Знаем? — спросил Перчиков.

— Заставляет резать аппендицит.

— Кого?

— Меня! Себе вырезать аппендицит! — взвыл Васька.

— Для чего?

— Для кино и для славы!

Кто-то покрутил пальцем у лба: свихнулся. Моряков пошёл в рубку, ему некогда было выслушивать всякую чушь, но Солнышкин сказал Ваське:

— Пошли в каюту! Расскажи обо всём толково.

И скоро, уписывая принесённую пришедшим в себя Борщиком похлёбку с пирожком, Васька выкладывал всё, что произошло на «Светлячке» в последнее время.

— Шуточки! — сказал боцман. — Ничего себе шуточки!

— Видали, захотел славы! Чарли Чаплин! Мерилин Монро! Джина Лолобриджида! — сказал Солнышкин.

— Навуходоносор! Тиграт-Паласар! — возмутился Перчиков.

— Компот из камбалы! — крикнул Борщик, оскорбленный издёвкой над бедным Супчиком.

Теперь сразу стало понятно бормотание Морячка про выдающуюся зимовку, замечательное кино и про межконтинентальный матч. И Морячок, сияя оттого, что его наконец поняли, покатил в радиорубку.

— Для славы, — захлюпал Васька. — Нужен ему мой аппендицит! А у меня никогда, никогда… — И вдруг, схватившись за бок, застонал и замотал головой.

— Доктора! — крикнул Солнышкин. Мгновенно явившийся Челкашкин пощупал Васькин живот, осмотрел язык и сказал:

— Срочную…

— Операцию? — дрожа, спросил Васька.

— Клизму, — сказал Челкашкин. Петькин и Федькин положили Ваську на носилки, и, выплывая из каюты, он простонал:

— Доктор, а пирожок можно?

— Сначала клизму, потом пирожок! — отчеканил Челкашкин.

— Вот до чего довёл человека! — возмутился Бурун. — Славы захотел! Возил бы как следует кефир — вот тебе и спасибо, и слава!

— Да! — сказал Перчиков. — Зимовщик! И кино, и матч! Не поверишь!

Но тут вернувшийся в каюту Морячок протянул радисту перехваченную только что радиограмму: «АНТАРКТИДА. ЛЮБАЯ ПОЛЯРНАЯ СТАНЦИЯ. НАЧАЛЬНИКУ. ЭКИПАЖ ЗИМУЮЩЕГО ПАРОХОДА „СВЕТЛЯЧОК“ ВЫЗЫВАЕТ ВАС НА МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ ШАХМАТНЫЙ РАДИОМАТЧ. С ПРИВЕТОМ КАПИТАН ПАРОХОДА…»

Сногсшибательная радиограмма пошла по рукам. Перчиков засмеялся:

— Ну гроссмейстер, вот гроссмейстер! Межконтинентальный матч!

— Ну ладно! — сказал Солнышкин. — Я ему сниму кино!

— А мы с Морячком, — подмигнул Перчиков, — покажем матч!

— В два хода! — весело крикнул Морячок.

— Ну, в два — это слишком самоуверенно. Тому, кто сделает игру в два хода, дарю свои шахматы, — сказал Перчиков.

Однако Морячок повторил: «В два хода» — и направился к доске, где стояли готовые к бою киты, морские коньки и пингвинчики.

Перчиков бросился в радиорубку.

Нужно сказать, что, прохаживаясь по палубе, Плавали-Знаем то и дело посматривал, не сверкнёт ли где на корме «Даёшь!» стёклышко кинокамеры, и, готовясь к съёмке, он то выкатывал грудь, то, поставив ногу на кнехт, вглядывался в горизонт и воображал, как всё это будет выглядеть на широком экране.

Едва Солнышкин выбежал с кинокамерой на палубу, капитан принял красивую позу и стал картинно всматриваться в даль. Не хватало только подзорной трубы.

Солнышкин ликовал. Ветер раздувал на его голове золотой костерок, и в глазах у него тоже вспыхивали колкие искорки. Он прекрасно видел, как Плавали-Знаем так и нырял в объектив, но нарочно водил камерой по самым дальним предметам — по облакам, по воронам на маяке, по фонарным столбам на Камбале.