Анатолий Рыбаков - Приключения Кроша. Каникулы Кроша. Неизвестный солдат

Я пожал плечами. Сам не понимал, как все получилось, как я попал в овраг. Руля из рук не выпускал, сознания не терял. Я только хорошо помнил, что руль вдруг перестал меня слушаться. Вернее, машина перестала слушаться руля. И ее потащило в овраг.

– Подойдите сюда! – закричал Игорь.

Он, бедняга, не мог снять ноги с тормоза. Мы подошли.

– Что случилось? – спросил Игорь.

– Сам не видишь!

– Но как это произошло?

– Черт его знает! Ты стал дергать, и машина потеряла управление.

У Игоря задрожали губы:

– Когда я стал дергать?!

– Тогда! Вадим кричал, чтобы ты остановился, а ты перся вперед.

– Неправда! – вскипел Игорь. – Я тут же остановился.

Я усмехнулся:

– Интересно… Кто же меня тащил но обрыву? Двадцать метров… Пушкин?

– Но как ты не удержал руля?

– Я-то удержал… Только машина перестала слушаться руля. Может быть, в ней рулевое управление не в порядке… Ведь мы эту машину не знаем. Буксировать не надо было, вот что! Прокатиться захотелось.

– А кто первый завел машину? Кто первый поехал? – сварливо возразил Игорь.

– Не будем торговаться, – мрачно сказал я, – ведь ты всегда прав. Подумаем, что делать.

Никто не знал, что делать.

Шмаков предложил:

– Подложим камни под эту машину, чтобы и ее не стащило вниз.

Мы подложили под все колеса по большому камню. Игорь осторожно снял ногу с тормоза. Машина стояла на месте.

– Можешь вылезать, – сказал я, – только оставь ее на ручном тормозе и на скорости.

– Не ты один такой умный, – ответил Игорь и вылез из кабины.

Мы спустились к моей машине.

– Был бы в ней бензин, обязательно случился бы пожар, – сказал Вадим.

Но нам было неинтересно думать, что могло еще случиться. С нас было достаточно того, что произошло.

– Будет грандиозный скандал! – не унимался Вадим.

Я сказал:

– Уговор: никого не продавать.

Ребята согласились. Возьмем вину на всех.

Мы стали думать, как нам вытащить машину. Буксир был крепкий, но обрыв был очень крутой, и машина лежала на боку.

Все же Игорь предложил попробовать.

– Опасное дело! – сказал Шмаков. – Загоним сюда и вторую машину. Снимем с тормоза, ее и потащит вниз.

– Что же делать?

Нам не пришлось думать, что делать. На дороге появились Ивашкин и Зуев.

Не буду передавать нашего разговора. Вместо слов, произнесенных Ивашкиным, ставлю многоточие…

Однако вместе с многоточием до нас доносился запах водки. Лицо у Ивашкина было красное, как помидор.

Между тем Зуев присел и осмотрел место, где был привязан трос. Потом поднялся и спокойно сказал:

– Так и есть!

– За тягу? – спросил Ивашкин, и лицо его налилось кровью.

– Именно.

Опять понеслись многоточия. Пока они неслись, я присел и посмотрел под машину. И сразу понял причину аварии. Буксирный трос был закреплен не за раму, как полагается, а за поперечную рулевую тягу. От рывка тяга вывернулась, и машина потеряла управление. Поэтому я и полетел в канаву. Привязывать буксирный трос за какую-нибудь часть рулевого управления – грубейшая техническая ошибка. Она неизбежно кончается катастрофой. Мы еще легко отделались. Развей машины побольше скорость, да еще на шоссе, где идут встречные машины, – от нас с Вадимом осталось бы одно воспоминание.

Меня мороз продрал по коже, когда я подумал об этом. Что было бы с мамой! Страшно подумать!

Я посмотрел на Игоря и на Шмакова Петра. Это они привязывали трос. Игорь стоял бледный как полотно, он ужасно боялся ответственности. А Шмаков ничего. Цвет лица у Шмакова был обычный.

Машину в конце концов вытащили. Провозились мы с этим до вечера. Нам помогали ребята из «Б» и дачники в пижамах. Дачники рассуждали и давали советы.

Ребята из «Б» упорно расспрашивали, как все произошло. Мы им ничего не рассказали. Произошла авария, и все! Подробности в афишах…

Начало быстро темнеть. Обе машины стояли на дороге. Все разошлись. Остались Ивашкин, Зуев и мы четверо.

Ивашкин объявил, что тащить ночью машину, да еще с испорченным рулевым управлением, невозможно, собрал инструмент, кинул в кузов трос и крикнул Зуеву:

– Поехали!

– Лезьте в кузов, ребята! – сказал Зуев.

Я спросил:

– Бросим машину?

– Еще рассуждает! – заорал Ивашкин.

– Не беспокойся, парень, ничего с машиной не случится, – сказал Зуев.

Но я твердо решил остаться:

– Нет! Мы не можем бросить машину, мы отвечаем за нее. Поезжайте и скажите, пусть утром за нами пришлют «техничку».

– Ну и оставайтесь! – крикнул Ивашкин и полез в кабину.

Но Зуев не хотел нас оставлять. Он уговаривал нас поехать.

Все это время Игорь молчал. Потом отвел нас в сторону и сказал:

– Кому-то из нас надо ехать в город. Во-первых, сообщить дома про тех, кто остался. Во-вторых, организовать помощь.

– Я вижу, тебе очень хочется уехать, – ответил я, – и поезжай. И Вадима бери с собой. Ему, наверно, тоже хочется домой.

Игорь притворился, что не заметил моей иронии:

– Я думаю, так будет правильно. Вадим оповестит ваших родных, а я разыщу директора, он тут же вышлет «техничку». С ней и я приеду.

Никакого директора Игорь сейчас, конечно, не найдет, да никто и не будет ночью высылать «техничку». Но ему очень не хотелось оставаться.

Я насмешливо сказал:

– Поезжай, поезжай, никто тебя не держит.

Игорь опять пропустил мимо ушей мою насмешку и сказал:

– Так будет лучше, увидишь. Впрочем, поезжайте вы со Шмаковым, а мы с Вадимом останемся.

Я знал, что он ни за что не останется:

– Поезжай, довольно болтать!

– Вы поедете или нет? – рявкнул Ивашкин из кабины.

– Сейчас, сейчас! – крикнул Игорь и спросил меня: – Значит, решили?

– Решили, – угрюмо ответил я.

– Поехали, Вадим! – сказал Игорь.

Вадим вдруг ответил:

– Я не поеду!

– Почему?

– Останусь с ребятами.

– Не валяй дурака! – рассердился Игорь. – Сказали тебе – поезжай, значит, поезжай!

– Если будешь орать, я тебе так вмажу!… – ответил Вадим.

И я убедился, что Вадим окончательно вышел из-под влияния Игоря.

– Ну и черт с тобой! – сказал Игорь и полез в кузов.

Машина тронулась. Через минуту красный огонек ее стоп-сигнала скрылся в лесу.

Мы остались втроем у поломанной машины.

Наступила ночь. Было тихо и свежо. Справа темнел лес. Впереди и чуть слева виднелись огни пионерского лагеря, немного правее – редкие фонари дачного поселка. Мы присели на обочине дороги и стали рассуждать о том, почему мы не поехали в Москву.

Рассуждать об этом было поздно. Надо было рассуждать перед тем, как мы остались. Мы этого не сделали тогда, нам оставалось сделать это сейчас.