Марина Дяченко - Слово Оберона

– А ты?

Я подумала. Повертела посох в руках:

– Нет, – призналась наконец. – Не могу.

– И я не могу. И отстань от меня.

– Ну что ты такой злой? – я села рядом. – Я тебе жизнь спасла. Ты меня предал. Я тебя простила. В стольких переделках побывали вместе. Ну зачем нам быть врагами, ты мне объясни?

Он по-собачьи приподнял верхнюю губу. Хотел что-то сказать, но в этот момент и его цапнул муравей. Некромант подскочил, шлепая себя по попе так свирепо, будто на него напало раскаяние и он решил самонаказаться сразу за все грехи.

– Вот твари, – сказала я сочувственно.

– А знаешь, что твой Уйма палачу рассказывал? – спросил меня некромант, немного отдышавшись. – Про казнь в муравейнике? Ты думаешь, так просто – посадить осужденного на кучу, и пусть муравьишки жрут его? Не-ет, все не так просто! Твой людоед придумал вот что: перед казнью жертве дают напиться сладкой воды, а потом…

Он говорил и говорил, но я его не слышала. Я смотрела, как шевелятся его губы, как сужаются и расширяются черные зрачки, а в голове у меня царил сумбур. Перед глазами стояли ворота между двух колонн, базар, виселицы… Вот ворота закрываются…

Повернувшись к Максу спиной, я рванула на вершину холма, спотыкаясь от нетерпения.

– Послушайте! Я знаю!

Ко мне обернулись три лица: бронзовое Уймино, бледное Принца-саламандры, желтоватое Мастер-Генерала.

– Я знаю! – я упала на живот между людоедом и принцем. – У нас есть войско. Мы победим!

Мастер-Генерал приподнялся на локте. В его блеклых голубых глазах появился интерес:

– Из этой бестии получился бы неплохой воин, если бы ей посчастливилось родиться мальчишкой.

– Выкладывай, – велел Уйма, ноздри его раздувались. – Но, если это ерунда, если ты орешь понапрасну… выпорю своими руками. Не посмотрю, что маг.

Вечером Уйма с Максимилианом прогулялись в ближайшую деревню и раздобыли несколько необходимых нам вещей. Не штурмовать же замок голыми?

Утром мы дождались, пока стражники откроют ворота, и двинулись по торговой дороге к базару. Вид у нас был по возможности мирный: впереди шагал Уйма, одетый по-крестьянски, с топором на одном плече и вязанкой дров на другом. Мастер-Генерал, облаченный в плащ с капюшоном, шагал за ним и вел на веревке меня с Максимилианом. Оказывается, в этих краях торговля детьми была таким обычным делом, что никто не мог вызвать меньше подозрений, чем мирный купец, ведущий на базар мальчика и девочку.

Замыкал шествие Принц-саламандра. Поверх чешуйчатого трико он натянул полотняную куртку и штаны да еще завернулся в одеяло, потому что постоянно мерз.

Он шел и оглядывался назад. По-моему, слишком часто оглядывался. Мне и самой все время хотелось обернуться, я ступала как можно тише, вслушиваясь в звуки за нашими спинами. Ветер? Трава шелестит? Мороз продирал по спине от этого шелеста. Казалось, вслед за нами идет невидимый ужас, и там, где он проходит, трава поднимается дыбом.

На базаре еще никого не было, большинство лавок стояли закрытые, сборщик податей ходил, позевывая, и от нечего делать заглядывал под прилавки, не закатилась ли монетка. При виде нас он сунул ладони за пояс:

– Чужие? Новые? С чужаков удвоенная пошлина за место, грош за почин, два гроша за охрану!

Я потихоньку выпустила веревку, которой только для виду были связаны мои руки. Максимилиан сделал то же самое. Принц-саламандра подступил ближе, в мою протянутую ладонь лег теплый посох Оберона.

– Помилуйте, – смирно сказал Уйма. – Мы ведь еще и не выторговали ничего!

Я дрожала. Принц-саламандра сдавил мое плечо. Напрасно он решил, что я трусиха: меня колотило от волнения, а не от страха!

Максимилиан с отсутствующим видом глядел в небо.

– Расплатишься товаром, – сборщику податей очень не нравился людоед. – А будешь много говорить, наведу на тебя досмотрщика. Вон видишь, патруль идет из замка?

Уйма почесал нос, вид у него был глупый:

– Патруль? Это как?

– Ты у меня договоришься, остолоп! А ну половину товара сюда, живо!

Уйма потоптался, соображая, чего от него хотят. Потом крякнул, снял вязанку с плеча и опустил на голову сборщику податей. Я зажмурилась.

– А-а-а! Патруль! Сюда!

Не знаю, кто кричал, но точно не сборщик. Тот повалился в пыль без единого слова. От замка в самом деле неслись вооруженные люди – трое с пиками, бородатые и удивленные: на их памяти никто на этом базаре не осмеливался обидеть сборщика податей!

Я вскинула посох.

Уйма поднял над головой топор. Принц-саламандра и Мастер-Генерал ощетинились мясницкими ножами.

– Время, – сказал Уйма уголком рта.

– Братья! – сорванным голосом рявкнул Мастер-Генерал и сбросил с лица капюшон. – Наш час настал!

Стражники все еще бежали. Они не узнали Мастер-Генерала с первого взгляда, они не ждали увидеть его на базаре, в сером рваном плаще, в роли торговца детьми. Но через секунду им открылось кое-что другое.

Я видела, как вдруг исказилось лицо того, что бежал впереди. Как он резко затормозил, чуть не падая, словно перед ним вдруг открылся край обрыва. Двое других налетели на него, и он все-таки упал, а пыль и мусор уже шевелились, уже явственно слышался шорох, и вот сплошной поток темно-красных лесных муравьев захлестнул базар, затопил его и хлынул дальше, на замок, на тех, кто его защищал.

В воздухе завис противный кислый запах. Они собрались из ближних и дальних муравейников. Каждый из них был теперь солдатом, и место муравьиной королевы в их крохотном умишке занял Мастер-Генерал. Не заботясь о собственной жизни (да и что такое жизнь для муравья?), они спешили вперед, туда, куда их вел приказ, и передний край шевелящегося темного ковра вздымался волной – так хотелось воинам поскорее ворваться в замок.

Бегущие стражники повернули обратно. Их пики остались валяться в пыли и через мгновение скрылись под массой муравьиных тел. А тот, что упал, не успел подняться, его захлестнуло, я увидела перекошенное лицо, по которому бежали, путаясь в бороде, все новые муравьи…

– Дайте приказ не добивать пленных! – я кричала, срываясь на визг. – Дайте приказ не добивать!

Муравьи неслись по стражнику, как по бревну или другому препятствию. Воя от ужаса, он сумел-таки подняться, покачнулся и снова упал, задавив своим телом сотни муравьев, на место которых тут же навалились тысячи.