Александр Воинов - Отважные [сборник: Золотые динары • Отважные • Иностранка]

- Вы сегодня очень устали, господин Мейер, - сказал Блинов; он открыл дверцу письменного стола и достал бутылку коньяку и две рюмки. - Выпьем?

- Охотно, - согласился Мейер. - Сегодня был какой-то дурацкий день… Все шло кувырком. Мне звонил представитель Тодта Шварцкопф. Он сходит с ума: хочет построить сто двадцать дотов за полтора месяца…

- Это невозможно, - пожал плечами Блинов, - у нас не хватает людей. В лагере осталось всего шестьсот человек. Половина из них - больные и раненые…

- Ну вот! - сердито усмехнулся Мейер. - Я сказал об этом Шварцкопфу, а он начал кричать, что в моем распоряжении целый город!

- Да, но ведь мы услали отсюда почти всех, кто может работать…

- А ему какое дело? Он говорит, что это приказ самого фюрера.

Оба почтительно помолчали.

- Хорошо, - сказал Блинов, - мы сделаем все, чтобы работа пошла полным ходом!

Мейер расстегнул китель, достал из внутреннего кармана тщательно сложенную карту и разложил ее на столе.

- Посмотрите сюда, Илья Ильич, - имя-отчество он произносил по-русски, и это звучало несколько нелепо, но нравилось Мейеру. - Укрепленный район находится в шестидесяти километрах на запад от города. Вот Малиновка, дальше Новый Оскол. А тут пять деревень, из которых сейчас выселяются жители. Конечно, работоспособных оставляют. Наши люди займут освободившиеся дома. Местонахождение и план укрепленного района - строжайшая тайна. Шварцкопф сказал, что в случае внезапного наступления русских в первую очередь должны быть уничтожены все, кто может знать расположение хотя бы одного дота…

Блинов внимательно рассматривал карту.

- Да, - сказал он вздохнув, - очевидно, положение на фронте не из легких, если приходится так торопиться.

Мейер строго взглянул на него:

- Вы сомневаетесь в победе фюрера?…

- Нет, что вы! - быстро ответил Блинов. - Я просто думаю о том, что нам с вами придется много поработать…

Они помолчали. Припухшие веки Блинова совсем прикрыли глаза. Он еще ниже нагнулся над картой, и Мейер не видел его лица.

В кабинете стало тихо. В напряженном молчании они провели несколько минут.

- Ну хорошо, - сказал Мейер, - простите меня, Илья Ильич, за резкость… Надо мужественно смотреть в глаза правде. Положение на фронте трудное. Под Сталинградом совсем плохо… - Он придвинул стул поближе к столу и тоже нагнулся над картой. - Конечно, хотелось бы, чтобы укрепрайон прикрывал город с востока, - сказал он, уткнув карандаш рядом с Доном, - но это невозможно - фронт слишком близко. Как объяснил Шварцкопф, в случае наступления русских будет слишком мало времени для маневра.

- Когда же мы должны послать туда людей? - спросил Блинов.

- Вот это главное, - сказал Мейер, внутренне отметив сухость тона, каким был задан вопрос. - Шварцкопф требует, чтобы каждая группа, строящая дот, была строго изолирована от других. Никто не должен знать больше того, что ему положено. Всех, кто проявляет неуместное любопытство, расстреливать! Только при этом условии мы сможем сохранить тайну…

- Когда люди должны быть на месте? - повторил Блинов.

- Не позже чем через трое суток после приказа.

- Но у меня нет машин для их перевозки.

- Пусть идут пешком.

Блинов впервые поднял голову. Мейер перехватил его сосредоточенный взгляд.

- Нам это невыгодно, - сказал Блинов. - Лучше сохранить их силы.

- Посмотрим, посмотрим. - Мейер встал и прошелся по комнате. - Может быть, я достану машины в интендантстве… Ну, не будем спорить. Давайте лучше выпьем.

Они выпили. Мейер аккуратно сложил карту и вновь спрятал ее в карман. Блинов налил еще по рюмке. Он вновь обрел спокойствие.

- Вы не оценили этот коньяк, - сказал он. - Бьюсь об заклад, вы не знаете, что пили.

- Мартини? - спросил Мейер, стараясь рассмотреть этикетку, которую Блинов прикрыл рукой.

- Не угадали! Это коллекционный кавказский коньяк десятилетней выдержки! Я достал две бутылки. Одну из них - для вас. - И Блинов поставил рядом с начатой бутылкой другую, с нетронутой, опечатанной сургучом головкой. Это ваша, господин Мейер, и не спрашивайте, где я достал, там больше нету.

Мейер захохотал:

- Вот это слово хозяина города! Уж не думаете ли вы, что в поисках коньяка я начну делать повальные обыски?

- Что ж, это был бы прекрасный повод! - улыбнулся Блинов. - Может быть, вы бы достигли успеха.

- Кстати, я тоже хочу сделать вам небольшой подарок, - сказал Мейер. Он пристально взглянул на Блинова, который отрицательно махнул рукой, как бы заранее отказываясь. - Нет, нет, не торопитесь, от такого подарка не отказываются. Я вам даю прекрасную возможность еще раз показать жителям города, какое у вас честное сердце. Мне известно, что в подвале полиции сидят двое подростков - совсем молоденькая девушка и мальчик, сын Екатерины Охотниковой. Я не буду забирать их к себе. Отпустите их. Дети есть дети!..

Глаза Блинова блеснули и тут же погасли. «Что еще придумал Курт Мейер? Не ловушка ли это? Знает ли он, что мальчик - племянник Никиты Борзова?»

- Спасибо, господин Мейер, - горячо сказал он. - Несомненно, мне нужно укреплять здесь свой авторитет… Я вам очень признателен… Ну, а куда их деть?

- Думаю, что они сами найдут место, куда пойти.

В этот момент зазвонил телефон. Блинов взял трубку, отозвался и, пока он слушал то, что ему говорили, Мейер наблюдал, как менялось лицо бургомистра: оно приняло какое-то болезненное выражение. Наконец Блинов медленно, точно в раздумье, положил трубку.

- Они сбежали, - ответил он на молчаливый вопрос Мейера.

- Сбежали! - в бешенстве крикнул Мейер. - Слушайте, господин Блинов, что у вас за порядки! Кто отвечает за полицию: я или вы?

И, схватив со стула фуражку и даже не взглянув на бутылку коньяка, он вышел, громко хлопнув дверью.

Как только его шаги замолкли, Блинов поднял трубку внутреннего телефона:

- Борзов, быстро ко мне! - крикнул он.

Старый подвал крепкого столетнего дома представлялся начальнику полиции самым надежным местом для арестованных. И действительно, до сих пор никому еще не удавалось бежать оттуда. Толстые, обитые железом двери, маленькое окошко - взрослый в него не пролезет. А ребенок?… Но кто мог об этом подумать?

Когда полицай увел Юренева на допрос, старики переглянулись и облегченно вздохнули.

- Хоть бы тебе не вернуться, бродяга! - сказал рябой и сплюнул на пол.

Коля обиделся за Мишу:

- Зачем вы так? Что он вам сделал?…

- Ты еще глуп, Коля! Подрастешь, тогда будешь понимать.

Мая поддержала Колю:

- А чем же Миша плохой, дедушка? Он веселый, - сказала она.

- Вот-вот, чересчур даже веселый, - сказал другой старик, с растрепанной рыжей бородой; его звали Степан Лукич. - От такой веселости люди кровавыми слезами плачут.