Эдит Патту - Восток

Я изумленно смотрела на них. Когда они отошли на приличное расстояние, Мальмо остановилась. Они спокойно смотрели друг на друга – глаза в глаза. Можно было подумать, что они разговаривают.

В конце концов Мальмо кивнула, медведь развернулся и побрел прочь – туда, откуда мы пришли.

Мальмо вернулась ко мне и опустилась на колени. Развязала котомку, вытащила что-то и приложила к ране у меня на лице.

Я посмотрела на красное пятно па льду. Кровь уже замерзла.

– Наверное, останется маленький шрам. Держи. – Мальмо протянула мне платок. Потом достала из рюкзака костяную коробочку, сняла варежки и, обмакнув палец в мазь из коробочки, смазала рану. Сначала ее жгло, но постепенно боль улеглась.

– Ты можешь идти дальше?

– Да, – сказала я, хотя голова у меня кружилась.

Мальмо села рядом со мной.

– Давай немного подождем, – предложила она.

– Как… Что ты с ним сделала?

– Медведь был голоден, – объяснила Мальмо, – и я рассказала ему про тюленью прорубь, которую мы нашли. Может, ему повезет.

– Ты говорила с ним? – удивилась я.

– Мы говорили не словами. Я спросила его, не слыхал ли он о твоем медведе.

У меня сердце подпрыгнуло в груди.

– А он?

Мальмо кивнула:

– Он знает о медведе-человеке. Так они его называют.

– Он… он знает, где медведь-человек?

Мальмо покачала головой:

– Зато он рассказал мне, что медведь-человек появился из земель за ледяным мостом. Он переходил через этот мост из Тоакоро. Тоакоро – это их название Нильфхейма. Животные туда не ходят.

– Почему?

– Они считают, что это небезопасно.

Тут Мальмо замолчала и принюхалась к ветру.

– Нужно идти дальше. До ледяного моста еще далеко, а мне скоро нужно будет возвращаться к своему народу.

Я неуверенно встала на ноги. Кровь уже почти не шла, и Мальмо сделала мне повязку из куска ткани.

Мы подошли к концу ледяного леса, и я с огромным облегчением ступила на твердую землю.

Мы надели лыжи и покатили вперед. Это была утомительная, однообразная дорога. День за днем одно и то же, хотя это и днем-то назвать было нельзя. Мы уже давно не видели солнца в краю вечной ночи.

Эта бесконечная ночь в ледяном краю ни капли не походила на норвежскую ночь. Вокруг все сияло белизной. Постоянно мерцал тусклый серый свет – это можно сравнить с норвежскими сумерками в тот миг, когда они сменяются ночной темнотой. В небе сверкали миллионы звезд. А когда всходила луна, особенно полная, белые земли заливал зловещий жемчужно-голубой свет.

Путешествуя вместе, мы стали чувствовать друг друга, словно прожили вместе много лет. Я научилась так же ловко, как и Мальмо, делать дом из снега, снимать шкуру с тюленя, рассказывать истории. Я чувствовала удовольствие оттого, что работа спорится у меня в руках. Хотя здесь только хорошо выполненная работа давала возможность выжить.

Я привыкла жить среди вечного льда и снега, любоваться захватывающей дыхание красотой бескрайнего снежного пейзажа. Хотя, конечно, в душе я не переставала любить зеленую траву, запах дождя и мокрой земли. Здесь единственными цветами были белый, серый и голубой. Изредка появлялся красный цвет – кровь тюленя на белом льду. И никаких запахов.

Мы шли долгое время. Настолько долгое, что пришло время появиться солнцу – тонкой ленте света на горизонте. С каждым днем Мальмо тревожилась все больше.

– Мне нужно возвращаться к своему народу. Если мы не найдем в ближайшее время ледяной мост, мне придется пойти назад.

Я начала беспокоиться, что ледяного моста нет вовсе, что это просто выдумка. Но потом напоминала себе, что тот белый медведь, с которым мы встретились, «говорил» о нем.

Тогда же я начала думать о том медведе, которого ищу. Человек, а не зверь занимал мои мысли. Я видела его лицо лишь мельком и иногда даже не могла его вспомнить. Но бывали мгновения, когда оно отчетливо появлялось в моей памяти, и, даже когда я не могла вспомнить лицо юноши, цвет его волос в свете свечи навсегда остался в моем сознании.

Я поняла, что ничего не знаю о нем. Даже его имени. Для меня он был «белый медведь» или «медведь, который был человеком». Но у юноши с золотыми волосами было имя, была жизнь – до того, как появилась бледная королева. Отец, мать, братья и сестры. Друзья.

Был ли он ремесленником? Или фермером? Или принцем? Как давно бледная королева украла у него нормальную жизнь? Жива ли его семья или все уже умерли и похоронены? Похоже на то, судя по его рассказу о том, что он уже давно заколдован. Внезапно я разозлилась на бледную королеву. Она очень жестока.

Зачем она это сделала? Он был красив – я поняла это, когда смотрела на него, спящего. Может, его привлекательность возбудила в ней желание завладеть им.

Нет, должна быть какая-то более серьезная причина, чтобы совершить такое вероломство.

Я подумала про замок. Может, это был его дом, перенесенный в гору? Я вспомнила комнату с музыкальными инструментами и флейту, на которой я училась играть. Ноты. Они явно принадлежали медведю, когда он был человеком.

По крайней мере, кое-что я про него знала. Он любил музыку.

Я рада, что решила не спешить с приготовлениями. У меня появилась идея, чтобы Мик сыграл на флейте во время торжества. Это доставит ему удовольствие. Приготовления замедлятся еще больше: нужно время, чтобы изготовить инструмент, потом Мик должен выбрать пьесу и отрепетировать ее. Но затея стоящая.

Мои люди мало знают о музыке. Я пыталась им объяснить, но, когда они начинают играть, звучит совсем не так, как в Зеленых Землях. Думаю, если они услышат настоящую музыку, их сердца будут покорены.

Мик постепенно привыкает. Воспоминания о прошлой жизни в нем почти умерли. Я отменила закон, запрещающий мягкокожим появляться во дворце, в надежде, что так он будет чувствовать себя уютнее. Но, видимо, это была ошибка. Иногда кто-нибудь из мягкокожих слуг говорит что-то, что пробуждает в нем смутные воспоминания, – опять появляется этот загадочный томящийся взгляд, – но потом все проходит. И приходится отправлять мягкокожих на kentta murha [32]. Мик спрашивает, куда они деваются. Я отвечаю, что во дворце много работы. Он немного тревожится, но потом успокаивается.

Я время от времени подумываю: а стоит ли вообще держать мягкокожих слуг? Они все равно будут пробуждать в нем воспоминания, да и с каждым годом становится все труднее ездить в Зеленые Земли. Но тогда огорчатся мои люди. Кто тогда будет работать? – скажут они. А если заменить мягкокожих троллями, начнется такой беспорядок! Нет, слишком много изменений сразу – это неразумно. Пускай сначала они привыкнут к тому, что у них мягкокожий король.

Наконец-то мы добрались до ледяного моста.