Анна Киселева - Алтайские робинзоны

Козлёнок спал рядом с Леней. Шура подумал, что спать в горах на открытом воздухе опасно, но его одолела страшная усталость. Он лёг на песок и тоже уснул.

Проснулся от того, что вышедшее из-за дерева солнце нестерпимо жгло ему лицо. По расчётам Шуры было около четырёх часов дня. Лёня все еще спал, дыхание его стало несколько спокойнее. Шура пощупал его влажный лоб и пошел к ручью напиться.

Тут он вспомнил о своей находке и удивился, как он мог о ней забыть. Всё заслонил Лёня. Теперь, когда товарищ был найден, и болезнь его, очевидно, шла на убыль, он снова подумал о золоте и готов был отправиться на поиски его. Но сначала нужно было каким-то способом перетащить Лёню в безопасное место.

Шура вернулся к спящему товарищу и долго сидел, отгоняя мошек и комаров от его лица.

— Лёня, — тихо позвал он наконец.

Лёня открыл глаза.

— Нам нужно перебраться в пещеру, там безопаснее. Привстань немного и возьмись руками мне за шею, я тебя понесу.

— Зачем? — хрипло и бессмысленно спросил Лёня.

Он был сильно болен и Шуре большого труда стоило добиться, чтобы он сделал так, как нужно. Леня исхудал и был не тяжел, но плохо держался и нести его было трудно.

Измучившись вконец, Шура кое-как дотащил Лёню до пещеры. Потом нарвал большой ворох травы, разбросал её на горячем песке, чтобы она высохла и могла служить подстилкой и одеялом для больного товарища. Теперь Шура не рассчитывал скоро попасть домой, он думал только о том, как бы отстоять Лёню от смерти. Надо было устраиваться здесь надолго.

Собирая траву для постели, Шура наткнулся на заросли малинника. Он боялся кормить Лёню сырой ягодой и решил сварить для него нечто вроде малинового варенья. Он знал, что малина является лекарственным потогонным средством. Начистив ягоды, налил в кружку немного воды, на камнях приспособил её над пламенем костра и принялся варить.

Хотя «варенье» припахивало дымом, Лёня охотно съел горячее снадобье.

Вечером Лёне стало лучше, на теле выступил обильный пот и температура понизилась.

«Наверное, у него не простуда, а малярия, — подумал Шура. — Значит, нужно отварить осиновой коры, это помогает при малярии».

Долго в этот вечер хлопотал Шура, устраиваясь по-хозяйски.

Ночью пошел дождь, медленный и спокойный. Запахло сыростью. Лёня зяб. Шура укрыл его своей тужуркой, травой и сам прижался к нему. Под шорох дождя они уснули.

Проснулся Шура сразу, словно его кто толкнул.

— Шура, здесь он… — услышал Шура похожий на шелест травы шепот Лёни. Он подумал, что Лёня бредит и не ответил ему. Но вскоре его слух уловил еле слышный шорох, словно возле самого лица махнули платком. Кто-то посторонний проник в пещеру, несмотря на то, что вход был завален камнями. Шура насторожился. Опять осторожное прикосновение к его руке повыше локтя. Шура, не раздумывая, цапнул, и под его рукой кто-то маленький и лохматый тонко пискнул и застрекотал.

— Ага, попался! — вслух сказал Шура, сжимая в руке неизвестного зверька.

— Сейчас увидим. Возьми у меня в левом кармане спички и зажги. Ишь ты какой, ещё кусается!

Когда дрожащий огонёк осветил пещеру, ребята увидели маленького зверька ржавого цвета с чёрными полосками на спине, с длинным хвостом.

— Бурундук! — удивился Лёня.

— Да ещё какой любопытный, ходит и ощупывает меня. — Шура засмеялся. — Удирай скорей, да чтоб больше сюда не приходил! Спичку из-за тебя испортили.

Бурундук свистнул и скрылся в щелке между камнями.

— Какой хорошенький… Приручить бы, — задумчиво сказал Лёня.

— Бурундуки хорошо приручаются. Смотри, он ещё в гости придет, — сказал Шура, укладываясь на другой бок.

Леня не рассказал товарищу, что этот маленький зверек напугал его прошлой ночью чуть не до смерти. Ему было стыдно сознаться в этом.

УТРОМ лениво и надоедливо шел дождь. Небо было серое и низкое, горы прятались за частой сеткой дождя.

У Лёни был приступ, его трясло и он скулил по-щенячьи. Потом начался жар. Лёня разбросал скудную одежонку, раскинул руки. От его худенького грязного тела несло жаром, как от печки. Не открывая глаз, он лопотал что-то часто-часто, иногда принимался плакать или просил пить. Шура, набросив на голову курточку, бегал к ручью за водой, мочил в ручье тряпочку — компресс на голову Лёне. Потом уныло смотрел, как ручьи впитываются в песок у входа в пещеру. Было очень тоскливо.

Через несколько часов Лёне стало легче и он уснул. Шура заботливо укутал его курточками и травой, взял молоток и сумку, вылез из пещеры, тщательно завалил вход и, вздрагивая от сырости, пошел по мокрому песку. Дождь не переставал. Холодные струйки воды заползали за ворот, бежали по спине. Шура сжался и застучал зубами.

«Надо бегом, а то замерзнешь», — подумал он и побежал. Пока добежал до ущелья, согрелся. По ущелью зашагал осторожно и деловито. Дождь лил всё так же, но, казалось, стал более теплым.

Шура заметил ручку своей лопаты, торчащую из песка. Песок здесь был весь изрыт маленькими воронками. Шура понял, что именно здесь он вчера провалился в пещеру. Теперь он осторожно подобрался к своей лопате и взял её.

Пошел, держась около склонов ущелья, где песку было меньше. Воронки перестали попадаться: значит, пещера кончилась. И — странное дело! — на дне ущелья появился маленький ручеек. Сначала Шура подумал, что эта вода скопилась от дождя, но чем дальше шел вверх по течению ручья, тем ручей становился больше и наконец превратился в бурный поток. Это интересное явление: по дну ущелья бежит большой поток, потом превращается в маленький ручей и наконец совсем исчезает. Шура хотя и знал из географии о так называемых карстовых явлениях, но все же увидеть это самому было приятно.

«На дне ручья несомненно есть провалы», подумал Шура и посмотрел вперед. Контакт, то есть место встречи мрамора и гранита, был совсем близко. Шура, как и вчера, почувствовал волнение. Поднял кусочек белого, прозрачного, с чуть розовым оттенком мрамора и стал его рассматривать, припоминая виденные им в музее образцы разных сортов мрамора. Кусок, который он держал в руках, напоминал ему тот чудесный сорт статуарного мрамора, который находят в Италии и Греции и из которого, по словам Миши, сделаны шедевры мировой скульптуры.

— Ну и Алтай! — сказал Шура и с уважением посмотрел на горы.

— Ну и Алтай! — сказал Шура и с уважением посмотрел на горы.