Эдуард Веркин - Ночь летающих гробов

Мы спускаемся в подвал. Что дальше? Неужели там на самом деле гробовых дел мастер лежит в гробу? Тьфу. Какое-то масло масляное получается. Интересно, а он себе гроб сам делал?

Я почувствовал, что сползаю в нездоровый гробовой идиотизм, и решил, что в этой ситуации будет правильнее действовать по обстановке.

Время шло к полуночи. Я уже начал волноваться, почему они не идут, и даже собирался подняться к ним, но Матвейка, Тоска и Фомич спустились сами.

Матвейка выглядел спокойным, видимо, Тоска над ним усердно поработала. Может, когда хочет.

Я улыбнулся Матвейке и ободряюще подмигнул. Мы стали ждать.

Ровно в полночь дверь подвала автоматически открылась. Замок с таймером. Очень интересно.

Вниз вела крутая лестница. Темно и где-то в самом конце горит свет. Фомич двинул первым, потом Тоска с Матвейкой. Я последний. Прежде чем шагнуть вниз, я сделал вот что. Между дверью и косяком поместил крепкий железный стул, добытый на кухне.

Не люблю самозакрывающихся дверей.

Подвал оказался сухим и просторным, с небольшой котельной. Посередине на табуретках, покрытых сукном, стоял гроб, слева стул с книгой, справа на треноге видеокамера. Видеокамеру мы решили пока не включать, чтобы успеть всё осмотреть. Впрочем, в подвале не было ничего примечательного, кроме покойника.

И хотя я не был знаком с настоящими мертвецами, увидев Матвейкиного дядю, сразу понял – жизни в его теле нема. Дядя был похож на восковую фигуру с выставки. Но для пущей уверенности я всё же решил ткнуть дядю булавкой.

Булавка вошла с неприятным сопротивлением. Мертвец был мёртв.

Но что-то мне всё равно не нравилось, и я его внимательно ощупал. Тоска демонстративно отвернулась, сделав вид, что ей вот-вот станет нехорошо.

С Фомичом тоже началось что-то неладное. Он нервно оглядывался, чуть подпрыгивал и краснел. Пиво сделало своё нехорошее дело.

Совершенно неожиданно где-то наверху раздался хохот и захлопали двери.

Действовать надо было быстро. Времени подумать не оказалось – всякие хохоты и хлопанье дверей надо пресекать быстро и в самом зародыше.

– Тоска, идём наверх, а ты, Фомич, присмотри за Матвейкой! – скомандовал я.

Мы выбрались из подвала и окунулись по пояс в туман.

– Мистика какая-то, – Тоска поёжилась. – Откуда в доме туман?

– Вот и я о том же, – сказал я и шагнул вперёд.

Оказалось, довольно необычно идти и при этом не видеть своих ног. И даже не чувствовать их. Хотя мне было совсем не страшно, наоборот, даже смешно. Я почему-то вдруг представил себя стоящим на сцене: опустил руки в туман и попытался его взять. Глупо, конечно. В руки туман не взялся.

– Ты не чувствуешь – пахнет сигаретами? – Тоска оторвала меня от дурацких мыслей. – Может, Фомич закурил?

Пришлось принюхаться. На самом деле пахло сигаретами.

– Фомич? Вряд ли. Даже если бы он и закурил, запах так быстро из подвала не дошёл бы. А если и дошёл, то был бы резким. А тут слабая вонь буквально отовсюду.

И я снова принюхался, для лучшего восприятия даже опустил лицо в туман, как нырнул. Запах шёл от тумана.

– Если какой-то дым пахнет сигаретами, то это уже не мистика, – сделал я вывод. – Сигаретных мистических туманов тоже не бывает…

– Ты думаешь, это опять Резиновый Паук? – спросила Тоска.

Я пожал плечами – информации было пока слишком мало. Но туман и хохот… И мертвец в гробу. Слишком уж как-то прямолинейно.

И тут погас свет. Стало темно и тихо.

– Представление, кажется, начинается. Занавес! – произнёс я и на всякий случай достал из рукава томагавк.

Раздался крик. Правда, теперь уже снизу. Кричал Матвейка. Потом по лестнице простучали шаги, что-то грохнуло. Воздух шевельнулся. Матвейка наткнулся в темноте на стул и ойкнул.

– Не дёргайся, – сказал я. – А то ушибёшься. Мы тут.

– Подождите, не уходите, мне страшно, – всхлипнул он. – Там…

– Эй, ты, куда сдёрнул?! – послышался из подвала голос Фомича.

– Спокойно! – повторил я. – Без дрыганий…

– Мамочка, мамочка… – повторял Матвейка.

Мы с Тоской поспешили ему на помощь. Хорошо, что не успели подняться на второй этаж.

– Матвейка, мы здесь, успокойся! – сказала Тоска ободряюще.

– Обойди стул, не трогай его, – постарался я предостеречь Матвейку от опасности.

Но было уже слишком поздно.

Матвейка, видимо, сильно разнервничался и со страха вырвал стул из дверей. Вместе со стулом он шагнул за порог, и двери подвала автоматически за ним закрылись.

– Матвейка, что же ты наделал! – не удержалась и довольно резко сказала Тоска. – Ты же запер Фомича!

Мы стояли возле Матвейки. Он всхлипывал и продолжал держать в руках злосчастный стул.

– Ну ладно, ладно, ладно, не бери в голову. Лучше сядь посиди, в ногах правды нет. И твоему, Тоска, Фомичу будет полезно посидеть подумать, – сказал я и похлопал дверь подвала рукой. – Там. Внизу.

– Он не мой, – фыркнула Тоска, – он папин-мамин. Что делать-то будем?

– Эй вы, хорош шутить, откройте! – услышали мы голос Фомича из-за закрытой двери.

– К сожалению, не можем! Свет погас, и дверь закрылась автоматически! – ответила Тоска. – Придётся немножко подождать…

– Так делайте что-нибудь, чёрт вас побери! – Фомич с яростью начал пинать дверь, сопровождая свои действия ругательными выражениями.

– Успокойся, сейчас мы что-нибудь придумаем! – продолжала успокаивать Тоска.

– Да пошли вы, открывайте скорей, мне… мне надо!

– Пить меньше надо. И вообще следи за базаром, здесь всё-таки дети и женщины, – с иронией произнёс я. – И покойник. То есть усопший. Ты книжку должен читать, а не чертыхаться. Покойники этого не любят, ты учти.

Пока мы все беседовали, из гостиной послышались стоны и многочисленные стуки. Матвейка вцепился в меня, как голодный весенний клещ, и я почувствовал, как он дрожит.

– Кто там? – шёпотом спросил он.

– Сейчас посмотрим, – ответил я ему, а Тоске сказал: – Надо искать щит, видимо, само по себе выбило пробки. А может, и не само по себе…

Я вовремя замолчал. Не стоило пугать Матвейку ещё больше своими подозрениями о присутствии в доме кого-то постороннего.

Я вплотную подошёл к двери в подвал и спросил:

– Фомич, ты здесь?

В ответ я получил злобное мычание. Мне это понравилось. Ещё больше мне бы понравилось, если бы Фомич стонал. Даже лучше – кричал от боли. Зараза.

Я поймал себя на мысли, что уже во второй раз меня раздражает, что рядом с Тоской находится ещё кто-то. В прошлый раз это был Пашка [1] Читайте об этом в повести Э. Веркина «Стеклянная рука». . В этот раз Фомич. Правда, Фомич гораздо хуже Пашки. Наглый, сверхсамоуверенный, да ещё и журналист. И наверняка хочет стать писателем. Сочинить «художественное произведение».