Юз Алешковский - Кыш и Двапортфеля [сборник]

Мне очень хотелось вспомнить, как мы с папой купили Кыша и как на рынке было интересно, и я про всё это рассказал. Вета Павловна меня похвалила и вдруг подошла к Тигре. Он плакал, согнувшись над партой.

– Миша Львов! Что с тобой? Кто тебя обидел? – спросила Вета Павловна, положив ему руку на плечо, но он только всхлипывал и ничего не отвечал.

У Снежки был виноватый вид. Она думала, что это из-за неё плачет Тигра.

Вета Павловна наклонилась к нему, и я услышал, как Тигра сказал:

– Всё было плохо… совсем плохо…

После этих слов он перестал реветь и приложил к щеке промокашку, а рассказывать, что у него было плохого, отказался.

На последнем уроке я опять только и думал о Кыше и сразу же после звонка хотел убежать домой, но Вета Павловна велела нам построиться и организованно идти в раздевалку.

Снежка и я шли первыми. Старшеклассники, смотря на нас, удивлённо говорили:

– Двапортфеля! Ну и кнопка!

В конце коридора мы остановились около большой школьной стенгазеты, и Вета Павловна показала на фотокарточку парня в купальной шапочке. Одной рукой он держался за поручни. Лицо у него было счастливое, всё в капельках воды. Он вылезал из бассейна.

Я не сразу узнал его из-за купальной шапочки и улыбки. Это был Рудик Барышкин. Девятиклассник, мой сосед по подъезду и хозяин немецкой овчарки Геры. Он никогда почему-то не улыбался, ходил задрав нос и ни с кем не здоровался. Я рассказал об этом Снежке.

– Сразу видно – воображала! – сказала Снежка.

А Вета Павловна объяснила:

– Ребята! Это Рудик Барышкин. Ученик нашей школы и известный чемпион по плаванию. Делайте по утрам зарядку. Старайтесь – и вы будете рослыми, сильными и ловкими, как он. А может быть, тоже установите новые рекорды.

– Меня к врачам водили, и зарядкой я занимался, и гантели поднимал, и эспандер растягивал, а всё равно плохо вырастаю, – сказал я Снежке.

– Зато у тебя фамилия Сероглазов, и совсем это не главное, чтобы быть длинным, – успокоила меня Снежка.

Вета Павловна ещё что-то рассказывала про Рудика Барышкина и его рекорды, но я не выдержал и сбежал домой к Кышу, хотя знал, что завтра мне попадёт за нарушение дисциплины.

Я открыл дверь, и у меня потемнело в глазах: в коридоре валялась скатерть с обеденного стола. Наверно, стоявшая на ней ваза с георгинами упала и разбилась. Пол был усеян обрывками «Огонька». На них лежал изжёванный галстук.

Сам Кыш не выбежал ко мне навстречу, потому что был занят делом: он подпрыгивал и хватал зубами верёвочку выключателя с белым шариком на конце. Её из-за меня сделали длинной.

При этом две лампы в люстре то гасли, то зажигались. Кышу это очень нравилось. Я сразу забыл про всё, что он натворил, и стал учить Кыша зажигать свет по команде. И научил.

Но скоро Кышу надоело подпрыгивать, и он стал как угорелый носиться по квартире и цапать меня за брюки.

Тогда я взял и привязал его к батарейной трубе рядом с матрасиком.

Кыш сразу тихонько заскулил. Наверно, вспомнил, как его привязывали в другом доме.

После этого я осмотрел всю квартиру. Ваза чудом не разбилась, а георгины были разобраны прямо по лепестку. На чёрных ножках приёмника виднелись белые царапины. Кыш точил об ножки зубы.

В кухне он тоже натворил дел. Нужно было срочно приниматься за уборку.

Тут вдруг позвонила мама по телефону и спросила:

– Как дела в школе?

– Всё так же, – сказал я, – ко мне на парту Снежку посадили.

– Кого? Кого? – не поняла мама. – И не на парту, а за парту.

– Она Тигру укротила, – объяснил я.

– Не заговаривай мне зубы! Как себя вёл Кыш?

– На четвёрку, – ответил я, подумав.

– А точнее?

– На четвёрку с плюсом.

– Ты в этом уверен?

– А как же! – воскликнул я, потому что и вправду был уверен в отметке.

Ведь пятёрку поставить Кышу никак было нельзя. А тройку тоже. Он, конечно, изжевал папин галстук с золотой ниткой, но зато исправился и научился зажигать и тушить свет. Значит, я правильно рассудил, что Кыш достоин четвёрки. А плюс – это уже добавка за весёлое настроение…

– Пообедайте, погуляйте, и садись за уроки, – сказала мама.

Я пообещал ей, что так и сделаю, и повесил трубку.

Но на душе у меня было тоскливо. Неизвестно, согласится ли мама с моей отметкой Кышу. И не отдаст ли его за всё, что он натворил, другим людям.

– Ты знаешь, что у тебя испытательный срок? – спросил я Кыша как можно строже.

«Знаю. Как же не знать. Р-рр! Думаешь, весело тут одному?» – проскулил Кыш.

– Не весело. Сам сидел один дома, когда гриппом болел, но я же не делал такого беспорядка в квартире!

Кыш промолчал. Мне показалось, что он не поверил. И правильно сделал. Я, когда болел гриппом и не ходил в сад, натворил ещё больше, чем он. Я без спроса пылесосил комнату и сам не заметил, как в пылесос попал деревянный флакончик розового масла, билеты в кино, мамина заколка с камешком и сетка для волос…

– Так что веди себя как следует, – сказал я Кышу.

«Больше не буду», – пообещал он, присев и поджав одну лапу.

Потом мы поели и пошли гулять. Ребят во дворе не было, ко мне никто не приставал, и я учил Кыша шагать рядом, но он не слушался и заигрывал с поводком.

Вдруг во двор из нашего подъезда вышел гулять со своей овчаркой знаменитый пловец Рудик Барышкин.

Кыш увидел Геру, завилял хвостом и потянул меня к ней. Причём хвостом он вилял так сильно, что его заваливало в разные стороны. Мы подошли поближе. Гера тоже заметила Кыша, присела, навострила уши, немного наклонив голову, но хвостом не виляла.

– Откуда у тебя этот пигмей? – спросил Рудик. Он смотрел на меня сверху вниз, противно скривив губы.

Я не знал, что такое пигмей, и рассказал Рудику, как мы купили Кыша и что документов на него нам не дали. Но он является помесью породистых собак со знаменитыми прапрадедушками.

– Пигмей – это порода? – спросил я Рудика.

– Да, – сказал Рудик.

Кыш так и рвался поиграть с Герой. Уж он и визжал, и лаял, и просил меня, задрав голову:

«Отпусти хоть на минуточку! Я ничего плохого не сделаю этой большой собаке… Мы поиграем! Отпусти! Жалко тебе? Да?»

И я уже хотел отпустить Кыша, но тут Рудик, не разжимая губ, зачем-то сказал Гере:

– Фас!

Гера молча, как акула, бросилась на Кыша, а он рванулся ей навстречу. Ведь он не мог понять, что она нападает и хочет его укусить.

У меня внутри всё похолодело от страха за Кыша, но я успел дёрнуть верёвку, и Кыш, взвизгнув, отлетел к моим ногам перед самой оскаленной мордой Геры, с налитыми кровью глазами.

Гера так и лязгала зубами. А Рудик улыбался, вытянув в ниточку свои тонкие губы.

Я первый раз видел, как он улыбается, и от этой улыбки его лицо было ещё злей и противней.