Камил Икрамов - Круглая печать. Повести

- Уходи, уходи! Мы и так каждый день в опасности. Ты мусульманин, иди к мусульманам.

Талиб очень обрадовался, когда увидел на окраине города шатры местных цыган - люли. Но староста табора отказал ему в приюте.

- Нам нельзя взять тебя. Ты не похож на цыгана, и нас обвинят, что мы украли тебя в узбекской или таджикской семье. Нас всегда и везде обвиняют в краже детей, хоть мы такие же мусульмане, как и все.

Неизвестно, чем бы кончились блуждания по Бухаре, тем более что Талиб несколько раз встречал знакомых, если бы однажды, совершенно усталый и отчаявшийся, он не присел возле старого, полуразвалившегося домика, в котором находилась кукнархана [5] Кукнархана? - место, где собираются любители кукнара - дурманящего вещества, приготавливаемого из сухих коробочек мака. .

Посетители кукнарханы, напившись своего любимого зелья, становились добродушнее, забывали все свои дневные заботы, и кто-то из них дал Талибу кусок ячменной лепешки. Кое-как утолив голод, Талиб собрался уходить, но вдруг увидел старого нищего на белом ишаке.

Нищий был слеп, ишака он погонял, тыча его в шею рукояткой посоха.

- Эй, - крикнул слепой, обращаясь к пустынной улице, - кажется, здесь должна быть кукнархана?

- Здесь, - отозвался Талиб и подошел помочь старику.

Он помог ему слезть и привязал ишака к столбику.

- Ты откуда? - отрывисто спросил старик.

- Из Ташкента, - тихо ответил Талиб. Он не хотел, чтобы кто-нибудь посторонний услышал его слова.

- Пойдем со мной, - сказал старик и крепко, как клещами, взял Талиба за руку.

Они вошли в кукнархану и сели на коврик в углу.

- Мне кукнар и ему кукнар, - приказал нищий хозяину и бросил перед собой монету.

Старый нищий говорил мало и короткими фразами. Может быть, поэтому ему удалось довольно быстро узнать о Талибе все, что ему было нужно.

- Не из Бухары? Хорошо, - заключил он. - Ты чего-то боишься? Еще лучше. Я слепой, никто меня не упрекнет, что я прячу преступника. А ты преступник. Ты меня бойся. Я сразу вижу, что ты боишься. Будешь моим поводырем.

Вскоре выяснилось, что от слепого недавно сбежал поводырь, и Талиб подвернулся очень вовремя.

- Это все от моей доброты они бегут, - объяснил старик. - Я обычно их на веревке держу, а как отпущу - так бегут. Тебя я не отпущу.

«Подайте моему господину!» - повторять этот призыв и бежать с воздетыми к небу руками - вот почти и все, что требовалось от Талиба. Правда, за день он очень уставал, а старик, если бывал по вечерам в плохом настроении, бил его перед сном или неожиданно щипал. Веревку он никогда не выпускал из рук. Ночью он обвязывал ее вокруг своего живота. Конечно, хорошо бы тихонько ночью перерезать веревку и убежать, но куда?

Еще в первый день свободы Талиб нашел железку и каждый раз, когда удавалось найти укромный уголок и хороший камень, точил ее, надеясь сделать себе ножик. Теперь точить железку стало невозможно. Старик сразу бы отобрал ее.

Дни шли за днями. Слепой нищий и Талиб побывали во всех кварталах, возле всех мечетей, совершили путешествия ко всем святым местам. Однажды новый хозяин сказал Талибу: «Завтра пойдем в Каган».

Несмотря на то что станция Каган всего в тринадцати верстах от Бухары, Талиб не был там со дня приезда.

Ночью он не спал и думал о том, что хорошо бы ему убежать от старика, сесть на поезд и…

Рано утром они отправились в Каган. Там в этот день должен был состояться большой базар, и по дороге вместе с ними двигались арбы, верховые, пешие и множество ишаков.

- Кто едет на базар из богатых, ты мне говори, - предупредил слепой.

Было еще сравнительно прохладно, ишак за ночь хорошо отдохнул, хозяин торопился, и Талибу почти все тринадцать верст пришлось бежать бегом.

Базар расположен недалеко от станции, прямо возле пакгаузов.

Старик выбрал место, где было побольше народу, приказал Талибу сесть рядом и тихонько подсказывать, кто идет. Одно дело вечером, когда люди уже подсчитали выручку и охотно подают милостыню - тут и мальчишка может их уговорить, совсем другое дело утром. Утром нужно выпрашивать с умом и хитро.

- Правоверные! - начал слепой. - Только милость к несчастному слепому, совершившему паломничество ко всем могилам пророка Али и удостоившемуся целовать священный камень в святой Мекке, только милость к слепому, который видит не глазами, а чистой своей душой, поможет вам в этот день. Подайте на святые молитвы!

Сгребая серебро и медяки, старик одновременно выслушивал доклад Талиба, кто идет, и удивлял вновь приходивших, говоря:

- О ты, богатый торговец скотом в черной шапке на серой лошади, ты, едущий со слугами, подай слепому, который видит чистой своей душой.

Или:

- О ты, такой толстый и красивый, пусть жизнь твоя всегда будет светла, как твой халат зеленого шелка! Подай слепому, который…

У него так ловко все получалось, что Талиб сам увлекся.

- Вот идет скупой миллионер Ширинбай. Он в сером халате и стоптанных сапогах, - шепнул он слепому и подумал, удастся ли слепому выманить что-то у этого скряги.

- О человек, который идет в скромном халате и скромных сапогах! Всей душой я вижу, сердцем знаю, что зовут тебя Ширинбай, что ты бережешь деньги для себя и для святых молитв не пожалеешь ничего.

К удивлению Талиба, Ширинбай, который шел довольно далеко от слепца и вполне мог бы сделать вид, что призыв этот к нему не относится, повернулся и направился прямо к ним.

Едва скользнув взглядом по изукрашенному лицу Талиба, он сказал слепому:

- Эти дурацкие фокусы оставь для таких дураков, как ты. Дурным штукам ты учишь и этого беглого бандита. Твой поводырь… - Тут Ширинбай, нагнувшись к уху нищего, сказал что-то, чего Талиб не мог расслышать.

Старик сразу помрачнел, а Ширинбай, улыбаясь, пошел дальше, только один раз оглянувшись на Талиба.

Прошел час или два, в мешке за пазухой нищего набралось довольно много мелочи, и приближалось время обеда, когда старик сказал:

- Пойдем отсюда. Найди мне такое место, где никто не видел бы, как я считаю деньги. Уйдем подальше отсюда.

Талиб встал с земли и решил, что лучше всего пойти за железнодорожные пакгаузы.

Перрон и главное станционное здание находились далеко влево, а по правую сторону торчала одинокая водокачка. За приземистыми краснокирпичными зданиями действительно никого не было. Ярко сверкали рельсы, отражая почти отвесные лучи раскаленного полуденного солнца.

- Поди сюда, - подозвал Талиба хозяин.

Талиб не уловил необычайной ласковости в голосе нищего. Он подбежал, думая, что тот хочет слезть с ишака и нуждается в помощи.

Но старик задумал совсем иное. Он коснулся головы мальчика, словно гладил ее, потом опустил руку на шею и, резко дернув веревку, подтащил Талиба к себе. Пальцы правой руки железной клешней сомкнулись на горле.