Карен Арутюнянц - Пончик, идёт по следу

Лаврик обезумел, он завертелся волчком, снова проорал что-то нечленораздельное и выскочил назад во двор. Одним махом перескочив через забор, он пустился по улице с такой скоростью, что уже через минуту мчался по полю, совершенно не замечая, как его по морде хлещут колосья недозревшей пшеницы.

Ещё через некоторое время Лаврик лихо перескочил через довольно-таки широкий ручей, вбежал в лес, молниеносно вскарабкался по сосне, а затем, белкой перепрыгивая с ветки на ветку, добрался до самой макушки, укусил её да так и уснул. Сном мертвецки пьяного кота.

Приблизительно через час Лаврик стал приходить в себя.

На его счастье, было светло. Если бы Лаврик очнулся от валерьянового опьянения ночью, он бы точно свалился с сосны. Ну а так Лаврик всего лишь ужаснулся.

— Мамочки! — вскрикнул кот. — Как я попал сюда?

Подул ветер и крона сосны закачалась.

Лаврик изо всех сил вцепился в сук, на котором сидел, но он понимал, что долго ему не продержаться и что надо что-то делать. Но что можно сделать, когда всё внутри дрожит от страха?

В общем-то, он был не из трусливых котов, однако валерьянка всё ещё бродила по его телу и ужасно гудела голова. Словно колокола звенели, и с каждым колокольным звоном до Лаврика доносилось:

— Ла-аврик! Эх ты! Вредная кися! Вредная кися!

На самом деле это Лика звала сбежавшего кота:

— Ла-аврик! Где ты? Вер-нии-ись! Вер-нии-ись!

Когда Лаврик наконец понял, что это Лика, ему вдруг стало ужасно стыдно. Он не нашёл в себе никаких сил мяукнуть в ответ.

А когда голос девочки стих, Лаврик молча слез с дерева и поплёлся куда глаза глядят.

Так, стыдясь того, что он натворил, Лаврик брёл по лесной тропинке. Не ведая сколько прошло времени, он вышел на опушку. Вдали лаяла собака и темнели силуэты построек. К ним он и направился в надежде, что его приютят и накормят.

Мы с Бобиком собираемся бежать дальше. Только куда — большой вопрос.

— Эй, погодите! — нас окликают.

Мы оборачиваемся. Это Котецкий. Важности его как не бывало. Он приветливо улыбается:

— Может, останетесь в нашем цирке? — предлагает он. — Нам псы нужны. Я слышал, как об этом говорил директор Аристарх Плющ.

— Так мы ж ничего не умеем, — удивляется Бобик. — Я и в цирке-то никогда не был.

— Ну, во-первых, — возражает Котецкий, — мы тоже когда-то ничего не умели, а во-вторых, нам нужны сторожевые псы, охранники. Будете сытыми и при хозяине!

— Сторожить — это по мне, — кивает Бобик. — Только у Пончика хозяин есть. Да и у меня тоже.

— Чего же ты тогда так отощал? — щурит глаз Котецкий. — Плохо кормят?

Бобик сердито показывает клыки и рычит, но ничего не отвечает.

— Что за шум, а драки нет? — слышим мы.

К нам подходит бородатый мужчина, одетый в костюм из золотистой ткани, на голове у него золотой цилиндр, на ногах позолоченные туфли, а в руке золотая трость. На пальце у золотистого бородатого мужчины сверкает крупный золотой перстень.

— Это господин директор! — шёпотом сообщает нам Котецкий. — Сам Аристарх Плющ!

— Так-так… — говорит Аристарх Плющ и протягивает Бобику кость.

Бобик из вежливости виляет хвостом, но до кости не дотрагивается.

— Ну что, собаки, — улыбается господин директор; правда, как-то холодно улыбается, может, котам такая улыбка и нравится, но нам, псам, она не по душе.

К тому же от мужчины слегка попахивает пивом, а я, если честно, этого терпеть не могу. Не переношу я запаха пива и других алкогольных напитков.

— Ну что, бродяги, — продолжает директор цирка-шапито, — кормить я вас буду, а для начала вот вам по кости.

Он бросает нам угощение, и как-то так получается, что мы начинаем грызть. Моя кость такая вкусная, что я не успеваю заметить, когда и как господин директор успевает надеть на меня ошейник на длинном толстом поводке. Точно такой же ошейник с поводком защёлкивается на Бобике.

— Эй!.. — вяло огрызается Бобик, но кость из пасти не выпускает.

— Тихо-тихо, — успокаивает его Аристарх Плющ, а меня треплет по холке. — Хорошие псы… Будете сторожить… Вам это понравится.

Ничего не скажешь, умеет господин директор цирка обращаться с нами, собаками, да и с котами, видать, тоже умеет. А кость и вправду изумительная! Я бы её грыз всю жизнь…

— Вот и хорошо! — говорит господин директор, словно читает наши с Бобиком мысли. — Сегодня последнее представление в этом городе, а завтра в путь. В дороге всякое может случиться, а нам лишняя пара десятков клыков всегда пригодится. От бандитов отбиваться, например!

— От каких бандитов? — я настораживаюсь. — Мы псы сторожевые, а не бойцовские!

— Да шутит хозяин, шутит! — хихикает Котецкий. — Мы сами с усами!

— Это в каком смысле? — Бобик перестаёт грызть.

— Много будешь знать, — отвечает Котецкий, — в кошку превратишься!

Сказав это, он бежит за господином директором, который уже успел привязать наши поводки к большим медным кольцам, вдетым в брезентовые стенки цирка-шапито по обе стороны от входа.

— Не нравится мне всё это, — ворчит Бобик, продолжая грызть кость. — Попали мы с тобой!

— Куда попали? — спрашиваю я.

— Тёмные личности, — вздыхает Бобик. — Но кости у них отменные! Эх… меня Степаныч тоже такими угощал…

— Степаныч… — бормочу я и вдруг вспоминаю. — Лаврик! Мы же его так и не нашли! И… как же так?! Зачем он привязал нас? У меня же есть МОЙ хозяин! Мне надо найти Лаврика и вернуться с ним домой!

— Вот и я о том же! — лает Бобик. — А нас, как глупых никчёмных псов, обвели вокруг лапы!

— И что же теперь делать? — скулю я. — Как быть?!

— Ночью попытаемся перегрызть поводки, — предлагает Бобик. — Хотя такой поводок за ночь не перегрызёшь… Одна надежда…

— На что? — мне ужасно жалко себя, но больше всего хозяина, он не переживёт нашей с ним разлуки. — На что надежда?!

— На собачье везение! — печально хмыкает Бобик. — Эх, твоего бы Сеньку сюда! Он бы вмиг нас вызволил! Сразу бы эту гадость перегрыз!