Василий Клепов - Тайна Золотой долины. Повесть

- Я не знаю, Васю?!

Она посмотрела на Белку, но таким взглядом, словно и не видела её перед собой. Потом словно опомнилась и спросила:

- А у вас как дела, Павел Васильевич?

Белке ничего не сказало это имя, которым мама назвала симпатичного человека с бледным лицом. А между тем Павел Васильевич - ведь это дядя Паша.

- Мои дела очень плохие, Мария Ефимовна, - ответил он. - Меня исключили сегодня из партии.

- Всё-таки исключили… - соболезнующе произнесла моя мама, и по её тону Белка почувствовала, что она уже часто говорила с дядей Пашей на эту тему. - Какая ошибка!

- Ошибки нет, Мария Ефимовна, - неожиданно принялся доказывать дядя Паша. - Потеря бдительности в военное время - такое же преступление, как измена.

- И вы так и не сказали, что передали документы Белотелову?

- Конечно, нет. Зачем я буду подводить товарища… Мне от этого легче не будет, а Пантелеймону Петровичу были бы неприятности.

Моя мама после этих слов вся так и вскипела. Она вскочила с места, швырнула на стол карандаш и сердито встала перед дядей Пашей.

- Так вот, знайте, Павел Васильевич, - и Белка так и замерла от удивления: голос мамы был совсем не робкий и не покорный. - Я окончательно убедилась, что вы кисель, тряпка, гнилой интеллигент! Я завтра же пойду в горком, чтобы сказать то, что вы сами обязаны были сказать. И почему вы так щадите своего Белотелова?

- Белотелов?! - вскрикнула от изумления Белка. - Не надо щадить Белотелова, ни за что не надо щадить…

Но мама даже не обратила на её слова внимания и продолжала:

- Вас исключили из партии… Но документы-то потеряли не вы, а он! И уж, если на то пошло, Павел Васильевич, так я не верю ему. Не верю в странную историю с портфелем, не верю в то, что Лёва Гомзин - вор, ни во что в этой белотеловской истории я не верю…

- Мария Ефимовна! - опять не удержалась Белка и вставила словечко. - А вы сходите в НКВД… Там есть капитан Любомиров… - но тут Белка опомнилась и прикусила язык.

- И в благородство Белотелова я не верю, - продолжала своё мама. - Он рассказывает вам теперь, что не хотел вас подвести. Потому и сказал в милиции, что в портфеле были не документы, а деньги. Предположим, вранье в милиции и было вызвано у него благими намерениями, хотя что хорошего в том, чтобы скрывать от милиции правду? Но почему он вам-то сразу не сказал, что документы похищены?

- Не хотел расстраивать, - неуверенно ответил дядя Паша. - Надеялся найти документы.

Как жаль, что не было при этом разговоре меня! Я бы открыл глаза дяде Паше! Он бы у меня сразу увидел, какую змею пригрел!

Так вот, оказывается, что за тип Белотелов! Он не только нас с Лёвкой оклеветал, а ещё и подвёл своего лучшего друга под исключение из партии. Ну, подожди же!

А Белка тем временем стояла на пороге и не знала, как ей ловчее подсунуть записку и уйти. Наконец, стоять непрошеным гостем в чужой квартире ей стало совсем неудобно, и она сказала первое, что пришло в голову:

- Мария Ефимовна! Я нечаянно оставила у вас фотографию Лемешева… Разрешите, я её поищу…

Мама разрешила. Белка для вида покопалась в книжках на столе, положила на самое видное место свою записку, сказала: «Ну, нашлась фотография!» и выскользнула за дверь.

Успокоительные записки у неё были заготовлены для всех, и она пошла их разносить. Лёвкиной мамы дома не застала, поэтому сунула записку Гомзиным под дверь. У Кожедубовых дома оказалась младшая сестрёнка Димки. Белка выспросила её обо всём, а потом, убедившись предварительно, что девчонка ещё не умеет читать, отдала ей записку, чтобы та передала её Димкиной маме.

Но всё-таки и теперь Белка уехать из города не могла, ей было жаль Лёвку: он будет спрашивать про маму, а она с ней даже не встретилась. Тут она вспомнила про моих верных людей и, отыскав недостроенный дом, полезла на чердак. Доски, которые я заблаговременно приготовил, сохранились, она выложила из них на окне сигнал и стала ждать.

Начинало уже темнеть, а на сигнал никто не являлся. Белке показалось страшно сидеть одной на чердаке, она спустилась и стала ждать в подъезде.

Вот тогда-то и произошло ещё одно приключение, может быть, не менее интересное, чем все наши похождения в Золотой долине.

Не успела Белка оглядеться в тёмном подъезде, как в двери показался человек. Только это был не Никита Сычев, а кто-то большой и толстый. Белка испугалась, как бы он не стал допрашивать её, зачем она сюда забралась, и юркнула за сложенный в подъезде штабель кирпича.

Толстый человек стал где-то совсем рядом и тяжело дышал. Потом она услышала, как в подъезд вошёл ещё кто-то.

- Наконец-то! - сказал толстый. - Где был? Я к тебе два раза днём заходил. Опасно, а пришлось оставить записку.

- Ходил в свои владения, - ответил тот, который вошёл позже.

- Принёс?

- Принести-то принёс, - начал мямлить второй, - но за такую цену я не согласен.

- Триста тысяч рублей мало? - удивился толстый.

- А что твои рубли? Немцы всё равно придут. Рублями завтра сундуки оклеивать будут.

Белка вся так и затрепетала от негодования. Что же, думает, это за человек, для которого и советские рубли уже не рубли?

А толстяк продолжал:

- Не хочешь на рубли, получай долларами.

- Сколько?

- Пятьдесят тысяч…

- Нет, брат, ищи дураков в другом месте. Меньше, чем за сто тысяч, не уступлю.

- Послушай, Белотелов, - вышел из терпения толстый, - что ты торгуешься, как баба на толчке? Это же доллар!

- Но ты не забывай, что ты покупаешь, - возразил Белотелов. - Золотая долина - это, брат, почище вашей Аризоны…

Белотелов! Золотая долина! Белка так и замерла вся, боясь пропустить хоть одно слово из этого мерзкого торга, в котором один бессовестно продавал, а другой без зазрения совести покупал нашу советскую землю.

- А ну-ка, покажи свои бумаги!

«Бумаги? - ещё больше насторожилась Белка. - Уж не те ли, о которых говорила сейчас Мария Ефимовна и Павел Васильевич?»

Чиркнула зажигалка, зашуршала бумага, и Белка выглянув из-за кирпичей, увидела, как два человека склонились над белыми листами.

И, наверное, такая ненависть к предателям горела в глазах девочки, что Белотелов почувствовал её взгляд и повернул к ней свою чурку с большим носом.

Как он вздрогнул, когда увидел её лицо! Хочет что-то указать тому, другому, а не может, - губы от страха прыгают.

Толстый заметил по его виду неладное, обернулся и шагнул к Белке.

«Ну, - подумала она, - сейчас они убьют меня, как Павлика Морозова…»

Она уже хотела кричать, чтобы позвать на помощь, но толстый вдруг оглянулся назад, оба кинулись вон из подъезда и исчезли, а в двери сразу показались два мальчика. Они пошептались о чём-то, полезли по лесам на чердак, но тут же спустились.