Эдуард Веркин - Кусатель ворон

– Чесотку тритонами не лечат, – уточнил Дубина.

Лаура Петровна немедленно достала спиртовые салфетки и стала протирать Лаурыча. Он отнекивался, все-таки ему было неудобно, но мать не уступала, в автобусе запахло медициной.

Тег «Эпидемия». Тег «Эпизоотия».

– Я бы советовал всем прекратить преждевременную панику, – сказал Жмуркин. – Мы все взрослые люди…

– А если это сибирская язва?! – с надеждой спросил Пятахин.

Сделалось совсем тихо, только медициной завоняло громче.

– Нет, а действительно? Рокотова заразилась сибирской язвой…

– Замолчи! – потребовал Герасимов.

– Да где она могла заразиться? – вступился Жмуркин. – Где?!

– По Интернету, – тут же ответил Пятахин. – Она письмо написала, а ей споры в конверте выслали.

Слово «споры» прозвучало угрожающе, если честно.

СПОРЫ.

– Да нет у меня никакой сибирской язвы! – нервно выкрикнула Рокотова. – Я не писала никому письма!

– Писала-писала! – встряла Жохова. – Я сама видела, как ты на почту ходила!

– Я в институт письмо отправляла… – с чего-то вдруг стала оправдываться Рокотова.

– Все правильно. Ты отправила письмо в институт, а оно попало в Аль-Каеду, – развил мысль Пятахин. – А оттуда тебе уже споры прислали…

– Ну, все! – Жмуркин хлопнул в ладоши. – Все, хватит!

Рокотова, кажется, заплакала.

Жмуркин подсел ко мне.

– Ну, и что?

– Кажется, на самом деле чесотка, – сказал он шепотом. – Вся в сыпи.

– И что?

– Что-что, надо что-то сделать, – скрипнул клыками Жмуркин. – Надо в больницу, посмотреть… Надо всех осмотреть. Через пятнадцать километров село, в нем, кажется, больница. Заедем.

– Заедем.

– Ты в блог, само собой, это не записывай.

– Конечно.

В блог это записывать не надо, про это книжку надо сочинять. Роуд стори, «Путешествие к сердцу ночи», никак не меньше.

– Я что-то уже чешуся, – громко сказал Пятахин. – Жохова, почеши мне спинку, а?

– Давай я тебя почешу, – предложил Листвянко, хрустнув кулаками.

– Зачем мне ты, я в Жохову влюбленный.

– А у меня фурункулез был. На ногах, – зачем-то объявил Лаурыч.

Какой-то автобус признаний, осталось Жмуркину в старых грешках признаться. В снежном человеке, в пираньях, в остальных необузданных радостях подросткового периода. Ни к чему все это, вот мне, к примеру, совсем не доставило никакого удовольствия узнать о том, что Лаурыч страдал чирьями, вопреки своему желанию я представил эту гнусную картину…

Лучше бы я ее не представлял.

Лаура Петровна толкнула своего отпрыска локтем. Как всегда.

– Жохова, а ты чем болела? – спросил Пятахин. – Рожей, наверное?

– Сам ты рожа, – огрызнулась Жохова.

– Нет, не рожей, конечно, менингитом.

– Сам ты менингит!

– Как интересно… – протянул Пятахин.

К счастью, автобус спасительно тряхнуло, Пятахин упал и стукнулся лицом о поручень кресла. Жохова демонически прохихикала.

– Василий Иванович, в Спицыне остановимся! – крикнул Жмуркин. – Там где-то больница.

Водитель Шлегельман погудел в знак понимания.

Палец на ноге у меня заболел. Остро. Скоро я смогу по болям в пальце предсказывать грядущее. Определенно.

Лес по сторонам закончился, и начались веселые капустные поля, капусты было много, я на всякий сфотографировал – а вдруг где-то тут столица русской капусты? После Суздаля, столицы русского огурца, это было бы просто чудесно.

Но капуста оборвалась, промелькнули запущенные сады, по инерции продолжавшие плодоносить яблоками, автобус въехал в село: аккуратные домишки с красивыми наличниками на ставнях.

Мы немного поплутали по скучному поселку и выбрались к больнице, размещавшейся в большом старинном доме, наверное, в барской усадьбе.

Жмуркин подошел к Рокотовой, шепнул ей на ухо и повел к выходу. Снежана принялась прыскать в воздух из флакончика с дезодорантом, Лаура Петровна задержала дыхание, Жохова стала вполшепота читать Библию. Жмуркин держал германистку Рокотову за руку, молодец, в общем-то. Лидер.

– Тут тебя вылечат, – пообещал Пятахин. – Не переживай!

Герасимов вышел следом. Он был какой-то бледный и злой, мне стало его немного жаль. Баторцев у нас вообще-то никто не любит. И не потому, что они все туберкулезники, нет. Просто они чужие. Живут в своем интернате, если в город выходят – то кучей, а обычно так и вообще не выходят, у них там на территории все, что надо для жизни, есть. И огород, и бассейн, и сад, – одним словом, такая автономная туберкулезная община. Городские им завидуют немного, если честно. Не тому, что они туберкулезные, а тому, что у них все есть. Вот бассейн тот же – в городе давным-давно построить не могут, а в баторе 25 метров, и вышка даже маленькая. Или курсовой комбинат хороший – все баторцы бесплатно учатся на права, причем АВС сразу, а девушки все бухгалтерские корочки получают. И даже кинотеатр маленький – у нас в городе уже давно загнулся, а у них все новинки можно посмотреть.

Ну и дискотеки, само собой. Городских туда пускают только на Новый год, да и то не всех, а только отличников. И эти отличники потом рассказывают сказочные вещи – про дивные пироги с разными начинками, про баторскую группу «Палочка Коха», про подарки – я сам эти подарки видел, очень хорошие, плееры и телефоны.

– Сразу так диагноз не скажут, – проявлял свои познания Дубина. – Сначала возьмут соскоб с кожи, потом будут исследовать под микроскопом, а всех нас поместят в карантин.

– Короче, мы в этих Малых Поганницах неделю просидим, – закончила Снежана. – И все заразимся, не чесоткой, так этим… Паразитозом.

При слове «паразитоз» Пятахин вспомнил про меня и сел рядом.

– Слушай, Вить, давай быдлеску замутим, а? Вот смотри, как я придумал. Я возьму полпачки соли и насыплю ее в кружку…

Палец. Заболел у меня самым зверским образом. Наверное, это была аллергия. Сочетание Пятахина и его идей вызвало у меня мощный подагрический спазм. Мне захотелось на воздух. Я подошел к Александре, улыбнулся и взял ее за руку.

– Пойдем погуляем, – предложил я.

Александра была не прочь погулять. Жмуркин сказал, что, скорее всего, мы тут пробудем до вечера, а значит, придется искать ночлег, поскольку по технике безопасности путешествовать по ночам с детьми на борту нельзя. Так что мы можем гулять до вечера, а Жмуркин поищет пока, где нам приложиться на ночь.

Ну а если действительно чесотка…

– Чесотка… – задумчиво сказала Александра. – Чесоткой болел Чехов?

– Чахоткой, – поправил я. – Впрочем, может быть, еще и чесоткой. Впрочем, это не важно. Пойдем, Александра, село Спицыно основано в одна тысяча двести шестнадцатом году. Известно тем, что здесь недалеко проходил Владимирский тракт, по которому гнали в Сибирь братьев Карамазовых…