Светлана Дотц - Потеряевские каникулы

Теперь обижаются «гости».

– Не пугай маленького, чего орёшь? – стыдит меня толстый.

– Это я ору? – возмущаюсь. – Да ваш «маленький» своими воплями всю деревню распугал.

Хромой, ковыляя, приближается к столу, на котором стоит ящик-гнездо. «Новорождённый» свешивается с его края и отчаянно машет хвостом, всем своим видом выражая радость. Видимо, из-за этого он и теряет равновесие. И кто же его ловит? Конечно, я. На лету. Но за хвост. Раздаётся сразу три вопля. Даже не скажу, чей был громче. Наверное, всё-таки малыша. Я опускаю его на пол и думаю: «Мне конец».

Но лохматые не обращают на меня внимания. Они по очереди прижимают своего отпрыска к себе, ощупывают его и поглаживают. И так напоминают людей при этом, что у меня дух захватывает. Наконец толстый сажает мелкого себе на шею, и тот хватается своими лапками (руками?) за длинную шерсть на его голове.

Хромой поворачивается ко мне.

– Сспассибо, – говорит он, – что поймала. Только за хвосст больно.

Я развожу руками:

– Так получилось. Извините.

Они идут к выходу.

– А вам куда? – спрашиваю я. Не знаю зачем.

– В березняк, конечно, – бурчит толстый, не оглядываясь.

Березняк относительно далеко. За огородами – овраг, за оврагом – кладбище и сразу молодой соснячок. Только потом, где-то через километр, начинается березняк. Я смотрю на хромого лохматика, и у меня вырывается:

– Давайте подвезу.

Жалею почти сразу, испугавшись чего-то. Но поздно. Как говорится, слово не воробей…

Хромой оглядывается и останавливается.

– У тебя машина, что ли?

– А вы и про машины знаете? – удивляюсь я.

– И про машины, и про ссамолёты, и про телефоны, и про компьютеры, и про кока-колу, и про «висскасс». У тебя нет «висскасса»?

– Есть. Годзиллу подкармливаем. А вам зачем?

– Погрызть. Нам нравится, оссобенно, ессли вкусс рыбный.

Вот это да! Моему удивлению нет предела!

Толстый тоже останавливается и спрашивает, почёсывая шею:

– Ну, на чём поедем-то?

– На велосипеде. Сосед бабуле велосипед отдал. Старый, конечно, но на ходу. И корзина для продуктов есть. Вы в ней поместитесь, – заканчиваю нерешительно, вдруг обидятся. Но они дружно кивают:

– Едем.

Я закрываю сарай, предварительно проверив его на предмет присутствия Годзиллы. Вывожу из бывшего гаража велосипед с огромной плетёной корзиной вместо багажника. Дядя Коля, сосед через дорогу, сам сплёл её и на велосипед прикрепил, чтобы в соседнюю деревню за продуктами ездить. Здесь-то, в Потеряевке, магазина давным-давно нет. Я теперь тоже продукты вожу, пока у бабушки обитаю.

Дом не запираю: никто в эту глушь, кроме своих, не заберётся. Подгоняю велосипед к лохматым гостям.

– Сами залезете или посадить вас? – спрашиваю.

– Ссажай уж, только оссторожно. И за хвосст не трогай.

Поднимаю сначала хромого – аккуратно, как ребёнка. Мягкий он, оказывается. Шерсть тонкая, но густая. Приятная даже. Сажаю в корзину. Затем малыша ему подаю. Тот разоспался совсем, сопит, как котёнок. Потом толстячка, этот тяжелее всех. Ничего, удержала. Ну и пакетик «вискаса» рядом с ними ставлю. Лохматые довольно носами задвигали, даже посвистывать начали.

– Ну, всё, – говорю.

И мы поехали.

С дорогой мне повезло. Это обратно всё в гору будет, а к березняку больше под горку. Так что груз я осилила, только через овраг по старому мостику (одно название) велосипед вручную перевела.

Вот и соснячок закончился, берёзы пошли. Значит, прибыли.

Березняк – место красивое, светлое. Люблю его. Но никогда таких лохматых существ не встречала.

– Точно здесь живёте? – спрашиваю.

– Здессь, здессь, выссаживай уже, – говорит толстый.

– Что-то я вас в этом лесу никогда не видела, – высаживаю их в обратном порядке, начиная с «вискаса».

– И что? Медведя видела? – спрашивает хромой.

– Здесь? Нет.

– А он ессть. Вон, из-за берёзы ссмотрит.

Я так резко поворачиваюсь, что едва не падаю. Но медведя нет. Существа начинают качаться из стороны в сторону и посвистывать:

– Фисс-фисс-фисс…

Смеются, значит. Шутники.

Я разворачиваю велосипед.

– Всего хорошего! Можете не благодарить.

– Привет Карповне, – машет лапой-рукой толстый.

– От кого же?

– Она знает от кого. Сспассибо, что подвезла, – говорит хромой.

И они идут в лес. Толстый с малышом на шее, хромой с пакетом «вискаса». А я еду домой. Всю дорогу с досадой вспоминаю, как они напугали меня медведем.

Бабушка ходит по двору и приманивает курицу. «Значит, хочет её к цыплятам вернуть», – думаю я, заводя велосипед в гараж. Но у курицы, судя по всему, такого намерения нет.

– Тебе привет, – говорю бабушке. – От пары лохматых из березняка.

Бабушка и бровью не ведёт, не то чтоб удивиться.

– Сильно ругались за яйцо?

– Да нет, назвали спасительницей и сказали, что ты шастаешь и тянешь всё подряд.

– Ну их, – бабушка в сердцах толкает подскочившего Годзиллу. – Всё время у них яйца разные и попадаются, где попало. Я думала, птица какая потеряла.

– Бабушка, ты скажи мне, почему я о них никогда ничего не слышала? Кто они? – требовательно спрашиваю я.

– Да много ты чего не слышала, про всё рассказывать, что ли? – заявляет моя собирательница яиц. – Этих мы свистунами называем. Заметила, как они свистят-фистят?

И бабуля идёт в дом.

– А медведь в березняке есть? – кричу ей вдогонку.

– Конечно, – доносится уже из дома.

– Бабушка! Ты где?

– Матрёна цыплят взяла? – вопросом отзывается из курятника бабушка.

– Да, да! И курица приняла, всё нормально.

– Чего тогда кричишь на весь двор?

– Ксюха приезжает завтра!

– Оксана её зовут. Что за Ксюха? Слово какое-то, будто муха. Она же тебя насекомым не называет, – бурчит бабушка, появляясь из дверей.

Ксюха, как и все, называет меня Васей, но не при бабушке. Поэтому не спорю.

– Оксана, кстати, о свистунах знает.

– Знает? – я не скрываю разочарования. – Давно?

– А с прошлого лета, как ты уехала.

– Бабуля, – начинаю очень серьёзно. – Почему никто о них не рассказывал? Почему ты мне не рассказывала? Почему сейчас ничего не рассказываешь?

– Слишком много «почему», – бабушка пытается исчезнуть в доме.

Но я догоняю её и хватаю за руку.

– Ладно, – говорит бабушка. – Запомни такое наше правило: всё, что тебе надо знать, ты узнаешь в своё время. Ни раньше, ни позже. Если оно тебе откроется, значит, время пришло. А до этого никаких разговоров.

– Что откроется? – не понимаю я.

– Знание.

– И много в Потеряевке таких знаний?

Бабушка строго смотрит на меня:

– Достаточно. И некоторым за всю жизнь ничего не открывается.