Диана Джонс - Волшебные одежды

Утенка нигде не было. В конце концов я взяла лампу и отправилась наверх, ложиться спать. И первое, что я увидела, поднявшись — это Младшего, валяющегося у меня под кроватью. Я опрометью кинулась поднимать его. Он был такой старый и истертый, что я испугалась, как бы Утенок его не попортил. Утенок его бросил. А сам спал у меня на кровати. А ведь раньше говорил, что предпочитает спать в шатре. Я посветила на Младшего, проверить, не отломалось ли чего. В свете лампы казалось, будто на истертом глиняном лице играет улыбка. Потом я встряхнула Утенка.

— Я не сплю, — сказал Утенок. Он пребывал в таком настроении, что мог любого довести до полного одурения. — Король и мне тоже сказал, что ему нужен наследник.

— Тогда почему ты не отзывался, когда я тебя звала? — спросила я. — Я хочу знать, какую клятву ты дал Бессмертным.

— Да ну? — отозвался Утенок. Я вам говорю — от него свихнуться было можно.

— И я хочу Матерь, — сказала я.

Утенок думал, что лишь он один все понял. И теперь он разозлился.

— Не дам! — сказал он и прижался к стене, обхватив себя руками.

— Она и моя мама тоже, — сказала я. — Я бы не стала просить, если бы мне не было очень нужно.

— Ты ее не получишь, — отрезал Утенок. — Я ее первым нашел, и она моя.

Я так обозлилась, что не могла больше говорить спокойно.

— Ты, эгоистичный гаденыш! — заорала я и прыгнула на Утенка. Мы принялись бороться.

— Мне нужно поговорить с Матерью! — крикнула я. А Утенок все продолжал орать, что Леди — его, а я ее хочу украсть. Половина досок соскочила с козел, и мы рухнули на пол. Снизу донесся слабый оклик Робин. Стукнула щеколда — это Хэрн явился посмотреть, что здесь за шум. Я тем временем добралась до Леди. Утенок же вцепился мне в волосы и принялся меня за них таскать, будто собрался оторвать голову.

А потом, даже сквозь поднятый нами шум, мы услышали, как внизу отворилась дверь, выходящая на Реку. Робин закричала. Мы с Утенком застыли и посмотрели друг на дружку. Тут донесся голос Хэрна. «Я в это не верю! Просто не верю!» То же самое он сказал при виде душесети. И мы услышали чьи-то легкие шаги.

Ни я, ни Утенок не помнили потом, как мы скатились по лестнице. Мама только дошла до середины комнаты, а мы уже одолели половину лестницы. Хэрн прижался спиной к другой двери. Робин сидела в постели, зажав руками рот. А дверь на Реку была открыта, хотя я точно знаю, что закрывала ее.

— Отвратительный шум! — сказала Матерь нам с Утенком. — Ну что вы себя ведете, словно несмышленые младенцы?

Мне кажется, эти слова успокоили нас даже больше, чем поведение кошек. Кошки опрометью соскочили с постели Робин и принялись с урчанием тереться об ноги Матери. Мама наклонилась и погладила их. Моя мама очень красивая. На вид она не старше Робин, но лицо у нее более угловатое и кажется более хрупким. Волосы у нее оказались густые и пушистые, в точности как у меня — и в точности такие, как я видела во сне. Но во сне не видно было, какие у нее огромные глаза, глубокие и зеленые, словно сама Река, а ресницы длинные-предлинные.

— Робин, золотце, ляг, — сказала мама. — Все в порядке.

— Ты так внезапно появилась, — со слезами в голосе произнесла Робин.

Мама улыбнулась ей и Хэрну.

— Я знаю, что в это трудно поверить, — сказала она Хэрну. — Но, видишь ли, некоторые вещи существуют на самом деле, даже если их нельзя увидеть или потрогать. Ну, так из-за чего поднялся весь этот шум-гам?

— Матерь, можно, я поговорю с тобой наедине? — спросила я.

— Я надеялась, что ты захочешь это сделать, — ответила мама.

— Я тоже хочу с тобой поговорить! — заныл Утенок.

— Нет, Утенок, — сказала Матерь. — Ты пойдешь и приготовишь Робин кровать. Пора и тебе за что-то браться, а не сваливать всю работу на Танакви. Ты и так уже говорил со мной часами напролет.

— Но ведь не так же! Тебя же тогда рядом не было! — воскликнул Утенок. — Это не считается!

— Нет, считается, — отрезала мама. Она у нас строгая. Утенку ее воспитание пошло бы на пользу. Хэрн улыбнулся, потому что он тоже об этом подумал.

— Хэрн, не уходи, — попросила мама. — Я хочу потом переговорить с тобой.

И она, взяв меня за руку, двинулась к двери — той, что выходила на Реку. По дороге она остановилась у моего станка и посмотрела на гляную фигурку Гулла. Она погладила фигурку по щеке и улыбнулась. Я оставила лампу наверху, и комнату освещала лишь свеча, стоявшая у постели Робин, и потому я не могу за это твердо поручиться — но мне показалось, что статуэтка улыбнулась в ответ.

— Ну, пойдем, — сказала мне мама.

Я попятилась от порога.

— Куда?

— Глупышка, — сказала Матерь. — Я же буду держать тебя за руку.

И мы вышли прямо в Реку. То есть, мне так кажется. Но когда рядом с тобой кто-то из Бессмертных, все вокруг становится таким странным! Была луна, и зеленый свет струился среди деревьев, и над нами, и под нами. Не знаю, то ли я шла по воде, то ли под водой, то ли мы вообще очутились где-то в ином месте. Нас точно никто не видел, но я помню, что видела, пока мы разговаривали, тусклый прямоугольник света, падающего из окрытой дверь мельницы. Она была с одной стороны, а с другой мигали огоньки Шеллинга.

— Ты наконец-то начала думать, Танакви, — сказала мама. — Боюсь, ты даже не поймешь, каково это — смотреть, как ты ткешь, но никак не перестанешь винить себя и не начнешь думать. Я чуть не утратила всякую надежду. Мне пришлось уговаривать себя и твердить, что ты вложила в свои накидки очень много Реки — так, может, хоть это сработает?

— А это важно — вкладывать в тканье Реку? — спросила я.

— Очень, — ответила мама. Но это связано с вещами, о которых мне запрещено было говорить, после того, как я вышла замуж за вашего отца. И тебе, Танакви, придется быть очень осторожной, когда ты будешь распрашивать меня.

Должно быть, некоторые вещи запретны. Наш папа никогда не был разговорчивым, но даже он наверняка хоть о чем-то нам рассказал, если бы было можно. Я приготовилась ловчить.

— Ты знаешь про Канкредина? — спросила я.

— Знаю, — ответила Матерь. — Я была там вместе с вами. Этот маг, «сокрытая смерть», добрался до него сегодня вечером. Вам всем нужно поторапливаться.

— Мы знаем, — сказала я. — А дозволено ли тебе сказать мне, что Танамил — наш родственник? Ведь его зовут Младшая Река, верно?

— Нет. Он сам по себе, — сказала Матерь, к великому моему облегчению. — Вы оказались у него на попечении просто потому, что он оказался связан тогда же, когда и мой отец. А имя он получил из-за того, что создал младшую реку — еще с большей неохотой, чем ваш дедушка создал эту.

— Ой, как хорошо! — сказала я. — А то я уж боялась, что он окажется нашим дядей. Кажется, Робин в него влюбилась.

— И мне так кажется, — сухо отозвалась мама. — Похоже, в нашей семье подобные вещи входят в обыкновение.