Елена Ленковская - Мангупский мальчик

Матвей сообщил им, что раньше над колодцем был каменный купол, а вниз можно было спуститься по деревянной лестнице. Ни купол, ни лестница не сохранились, а колодец во избежание несчастных случаев перекрыли стальной решёткой.

– А решётка зачем? – спросил кто-то из девчонок.

«Зачем-зачем, чтоб зеваки в него не падали и шеи не ломали», – подумала Ирка.

Однако Матвей явно решил народ заинтриговать.

– Чтоб искатели феодоритских сокровищ туда не лезли, – сказанул и прищурился хитро.

– А там – сокровища? – сразу заинтересовались все.

– Что, глаза загорелись? – засмеялся Мотя. – Колодец нужен был в первую очередь для того, чтобы снабжать водой крепость, остальное – догадки и придумки. Таинственные сокровища Феодоро скорее всего, конечно, существовали. Ведь православное княжество Феодоро оказалось последним осколком Византийской империи. Константинополь пал под напором турок в 1453-м, но кое-какие ценности наверняка успели переправить оттуда в Крым и спрятать в Феодоро… Феодориты ещё два десятилетия продержались, сохраняя самостоятельность и считая себя наследниками византийской православной традиции. Ну и сокровищ тоже.

– И-и?.. – деловито осведомилась Ирка. – Теперь-то их наверняка нашли?

– Не-а, – покачал головой Матвей. – И это обстоятельство до сих пор многим не даёт покоя…

Это обстоятельство, и в самом деле, многое меняло. Ещё один серьёзный резон проситься на раскоп, а не в камералку.

Потом они слушали о событиях 1475 года – о нашествии турок в Крым, о полугодовой осаде Мангупской крепости, о турецких пушках, о последнем князе Феодоро – Александре, о мужестве защитников столицы. Весьма интересно, однако солнце припекало, все подустали, хотелось в тень.

– Кто победил-то? – теряя терпение, перебила Матвея Ирка. – Наши?

– Кто – наши? – не понял тот.

– Как кто? Феодориты, ясен пень!..

– Не, наши потерпели поражение. Крепость турки всё-таки взяли. Несмотря на самоотверженность её защитников. Одни считают – пушки решили всё, кто-то думает, что было предательство…

– Полгода осады… Офонареть! – удивилась Ирина. – Это ж целого романа стоит… Только что-то я не слышала про такой роман. Неужели до сих пор никто не написал?

Парень как-то подозрительно сконфузился и, краснея, ответил:

– Пока нет.

– Жарко, – пожаловалась Нина.

– Давайте в тень, – спохватился Матвей и махнул рукой в сторону деревьев, росших неподалёку от Цитадели. – надеюсь, нет возражений?..

Цокнув языком, Ирка закатила глаза. Допетрил наконец?..

Они пошли. Этот Матвей какое-то время шуровал по траве молча, впереди всех, потом развернулся и, пятясь, выдал прямо на ходу:

– Роман про Мангуп пока не написан, зато про него есть поэма!

– Поэма? – удивился кто-то, сохранивший способность удивляться. На такой-то жаре!

– Поэма, древняя, – с готовностью подтвердил Матвей. – Веков этак шесть назад написал один перец, правда на русский с греческого её только недавно перевели… – Он опять встал столбом и начал: – Был в истории такой экзарх [16] Экза́рх – руководитель хора. , иеромонах, по имени Матфей. Ну да, Матфей, и что тут смешного. Этот Матфей посетил Мангуп и был поражён великолепием феодоритской столицы…

Стараясь не обращать внимания на всеобщее оживление по поводу совпадения имён, юное дарование расписывало в красках увиденные когда-то тёзкой стройные портики и колонны дворцов, мраморные статуи, пёстрые фрески и фонтаны, искрящиеся на солнце.

Рассказывал парнишка, конечно, не без воодушевления, но гудели ноги и хотелось пить.

– Ишь шпарит, – шепнула Ирка на ухо подруге, недовольная задержкой на полпути к привалу. – Заяц заводной!

Нина кивнула с лёгкой улыбкой, приложив палец к губам.

В конце концов Ирка тоже заслушалась.

Этот Матвейка всё-таки здо́рово рассказывал.

Чуть скуластое лицо его светилось. В паузах он вскидывал глаза в сторону и вверх, смешно задрав подбородок, так что казалось, что речи свои он извлекает не из головы, а с неба. И говорил нараспев. Нина вспомнила про древнегреческих мальчиков, которые обнажёнными пели гимны, представила себе этого Матвея в одном лавровом венке и… смутилась от собственных мыслей. Придёт же в голову!

Скрип тележного колеса и дребезг скарба на поднимающейся в гору повозке; протяжные крики осла, отрывистый собачий лай, запахи навоза, дёгтя, сыромятной кожи, аромат цветущих яблонь, чад жареной рыбы, доносящийся с дворцовой кухни… Матвей представлял всё это живо и ярко: зелень резных виноградных листьев, просвеченных золотом полуденного солнца; источник со сладкой водой, радугу в облаке прохладных брызг; девушку в длинном платье феодоритской княжны, присевшую на край каменной чаши. Опущены ресницы, подставлена под струю узкая ладонь. Колышутся отсветы, вода плещет, пляшут на лбу, на переносице, на нежной коже щёк золотые солнечные блёстки…

Она подняла глаза. Этот взгляд, пристальный, долгий… Матвей запнулся и замер. Раскачиваясь, вращалась вселенная. Наяривали цикады – в ритм сердцу, мерными сильными толчками, словно шум крови, приливающей к вискам.

Вдруг лай – короткий, резкий.

Копай! Ух, напугал! Матвей прикрикнул на пса. Не помогло. Встав в стойку, тот скулил куда-то в сторону Цитадели. Успокаивая, Матвей нагнулся к нему, потрепал густой загривок. Пёс наконец умолк.

– Чего это он? Увидел кого? – спросил кто-то.

– Да не… – неопределённо мотнул головой Матвей и отвёл глаза. – Тут, это, боковые миражи бывают… в жаркие дни… На собак тоже, видать, действует, – туманно пояснил он. – Пожалуй, хватит на сегодня. Экскурсию предлагаю считать законченной.

Общий вздох облегчения был ему ответом. Раскрасневшиеся от солнца, опьянённые ветром и простором, они потянулись в тень.

Нина опустилась на траву. Легла, закинув руки за голову, глядя в небо, мягко уплывая в сияющую голубизну. Под лопатками, словно палуба, покачивалась, вращалась земля.

Прикосновение – лёгкое, щекотное. Сквозь полудрёму не сразу сообразила: кто-то водит травинкой по её щеке. Потом словно быстрое облако прикрыло на мгновение солнце: этот кто-то наклонился над нею сверху.

Дрогнув ресницами, она распахнула прикрытые веки. Лицо юноши – у самых глаз, в ореоле солнечного света, путаница волос, красные на просвет уши, светлый, едва заметный шрам на подбородке. Матвей. Наклонился близко, смотрит пристально, не моргая…

Онемевшим затылком она вновь почувствовала, как уплывает из-под неё земля. Качались соцветия, пульсировал, набухая запахами трав, воздух, кружилась вселенная. Наконец сквозь крещендо цикад донеслось будничное: