Александр Немировский - За столбами Мелькарта

По песчаному взморью важно ходили вороны. Вот они лениво поднялись в воздух, и чёрная туча на миг затмила солнце. Карканье слилось с шумом моря. Запрокинув головы, землепашцы смотрели на птиц и прислушивались к их крикам. Потом они упали на колени и семь раз погрузили серпы в морскую влагу. Простирая руки к морю, они запели:

— О Мелькарт! Благостный бог, податель жизни, явись к нам тучей, разразись светлым дождём. О Мелькарт!

С возка сорвали холст. Показались двое. Сильные, широкоплечие юноши. Один в голубом, другой в чёрном плаще.

Какой-то мальчик громко спросил у сутулого бородатого человека с худым, обожжённым солнцем лицом:

— Отец, кто это?

— Мелькарт и Мут, — ответил тот шёпотом.

Двое на возке обхватили друг друга. Окружив возок, землепашцы напряжённо следили за схваткой сил смерти и жизни. Победит чёрный — значит, на дождь нечего рассчитывать и смерть возьмёт их всех к себе. Одолеет голубой — можно ждать и надеяться.

Чёрный подтащил голубого к самому краю возка. Сейчас он его опрокинет! Но голубой ловко вывернулся и под радостный крик толпы сбросил чёрного, и тот покатился к морю.

— О Мелькарт! Слава тебе, о Мелькарт! — послышались возгласы.

Люди медленно потянулись к дороге. Ганнон проводил их взглядом. Не раз ещё в детстве следил он за священной схваткой. Тогда это было для него интересной игрой. Но теперь он знает, что значит для этих отчаявшихся людей дождь. Бог Мут послал на его родину засуху и бесплодие. А тут ещё Гимера! Правильно говорят в народе: беда не приходит одна.

Ганнон взглянул на море. Оно лежало у его ног, бесконечное, сияющее, прекрасное. Много сотен лет назад высадились здесь, на песчаной косе, люди страны Ханаан, [10] Ханаáн — территория современной Сирии и Палестины, заселённая в древности племенами ханаанеев. Эти племена были известны грекам под именем финикийцев. прадеды этих бедняков.

Они вдохнули жизнь в каменистую землю, прорыли каналы, насадили пальмы и смоковницы. Они построили дворцы и храмы, воздвигли эти неприступные, подымающиеся двумя ярусами стены, квадратные грозные башни. Они спустили на воду сотни кораблей, которые теперь покачиваются на волнах Кофона [11] Кофóн — внутренняя искусственная гавань Карфагена. или бороздят моря, доставляя своим владельцам сказочные сокровища. Эти люди создали славу и величие Нового города, [12] Новый город — имеется в виду Карфаген, или Кархадашт, как его называли сами карфагеняне. но боги не дали им счастья.

Путь Ганнона лежит через Магару, предместье, заселённое богатыми купцами и землевладельцами. Казалось, здесь не властен всеиссушающий Мут. Сады, щедро орошаемые водой каналов, сверкают весёлой, яркой зеленью. Пахнет миндалём и мятой. С ветвей, дразня глаз, свисают крупные, сочные плоды. На плоских черепичных крышах под огромными пёстрыми зонтами нежатся владельцы всех этих богатств, равнодушные ко всему на свете, кроме собственной выгоды. А внизу, у глиняных пифосов [13] Пúфос — огромный глиняный чан для хранения вина, масла, мёда и воды. с вином и маслом, суетятся рабы. Большие рыжие псы исступлённо лают на Ганнона, словно чуют в нём угрозу этому миру сытости и довольства.

В храме полумрак. Свет едва проникает сквозь круглые оконца и ложится на гладкие квадратные плиты пола, на серые гранитные колонны.

Между колоннами пробирается Синта. Розовая туника плотно облегает стройное тело и делает девушку похожей на бабочку, нечаянно залетевшую в храм и мечущуюся в поисках выхода.

Лишь вчера отец увёл Синту из дома. Припав к ногам отца, девушка умоляла: «Лучше убей меня!» Но Миркан был неумолим. «Ты должна это сделать ради брата, — говорил он. — Магарбал хочет принести его в жертву Владычице Тиннит. Спасти его можешь только ты!»

Девушке внезапно представилось: над нежной шеей Шеломбала навис кривой медный нож. Толпа, взбудораженная страшным зрелищем, кричит: «Крови! Крови!»

Может ли она это вынести? Она готова на всё: «Отец, веди меня к Магарбалу!»

Какие страшные глаза у этого аспида! Когда он смотрит на тебя, кажется, что в жилах останавливается кровь.

Что она должна делать в храме? Обрезать фитили храмовых светильников, кормить священных голубей и в дни праздников встречать чужеземцев, желающих посетить храм.

Внезапно жрец схватил её за плечо, что-то блеснуло у висков, и длинные волосы волною легли на пол.

При воспоминании об этом из глаз Синты вновь хлынули слёзы. Нет кос, которые так любил Ганнон! Что бы он сделал, узнав, что его невеста отдана в храм? Но Ганнон далеко, и теперь она, жрица Тиннит, должна навсегда забыть о любимом.

Синта подходит к статуе Тиннит. В длинных, скрещенных на груди руках богини — полумесяц. Каменное лицо Владычицы величаво и торжественно. Тронут ли её девичьи слёзы? Никогда ещё не видела Синта так близко богиню. В те дни, когда храм наполнялся верующими, даже знатная девушка не могла находиться у ног Госпожи. Но теперь они одни — богиня и её служительница, любовь и её жрица, — и Синта может рассказать ей всё, что тревожит её сердце. Упав на колени, целуя воспалёнными губами холодный камень статуи, Синта страстно шепчет:

— О Владычица Тиннит! Всемогущая, освещающая землю в часы мрака! Облегчи душу от сомнений! Отец отдал меня тебе, но я…

Девушка замолкла и замерла. Её тонкий слух уловил еле слышные шаги и позвякивание ключей. Так звенят ключи на поясе Магарбала. Но верховный жрец не один. Кто же с ним? Девушка скользнула за одну из колонн и прижалась к ней.

— Ты хотел поговорить со мной наедине, — прохрипел Магарбал. — Я тебя слушаю.

Наступила тишина. Её нарушил вкрадчивый, мягкий голос. Девушка чуть не вскрикнула и ещё теснее прижалась к холодному камню. Она узнала голос своего отца, Миркана. «Может быть, отец пришёл за мной?» — мелькнула мысль.

— Чернь неспокойна, о жрец Тиннит! — начал Миркан. — Толпу волнуют тёмные слухи. Исступлённые пророки предсказывают новые бедствия. Они призывают народ брать всё и плыть за Столбы Мелькарта. Вчера землепашцы пришли к морю просить дождя, а завтра они могут явиться за попутным ветром. А если они покинут Карфаген, кто будет управлять парусами, ковать мечи, лепить посуду и возделывать поля? Кто будет воздавать жертвы богам в наших храмах? Хорошо, если мы овладеем Гимерой. А если нет? Тогда нас может спасти лишь чудо.

— Чудо?.. Ты прав, суффет. Чудо, явленное в доме Владычицы, не раз уже спасало Карфаген.

У входа в светилище послышался шум. Гулко отдавался топот ног. Кто-то звал:

— Суффет, суффет!