Шандор Татаи - Витязь с двумя мечами

— Превосходный выстрел! — сказал Балаж Мадьяр.

И оба всадника подскакали к поверженному оленю. Он рухнул как раз на том месте, где пытался свернуть с дороги в лес.

— Чудо-зверь, будь я проклят! Двенадцать рогов. Неслыханная редкость в этих краях.

Охотники спешились и долго рассматривали добычу. А Буйко одним глазом то и дело поглядывал на знатных охотников, с волнением ожидая, когда его заметят.

Вскоре подоспели слуги, связали четыре оленьи ноги, подвесили тушу на шест и по узкой тропе понесли в глубь леса. Могучие оленьи рога волочились по земле, а ведь несли его два рослых, статных парня.

Долго ещё оставался незамеченным Буйко, пока король и военачальник не подошли к коням, которые щипали траву на обочине дороги под самым носом у Буйко и едва не откусили малому ухо, приняв его за лист подорожника.

— А это что такое?! — воскликнул король Матьяш, увидев лежавшего на брюхе парня с всклокоченными волосами, перемешавшимися с пылью и придорожной травой.

— Уснул бедняга… или умер… — сказал Балаж Мадьяр и коснулся спины Буйко той самой стрелой, которую только что выдернул из сердца оленя.

— Не думаю, чтоб он умер, — смеясь, заметил король, находившийся в приподнятом настроении после удачной охоты. — Мёртвые не сопят, а этот только и делает, что пыль из-под носа выдувает.

— В самом деле, тысяча чертей! Он сопит, он даже храпит… Должно быть, стащил бутылку с телеги сборщика налогов.

— Эй, малый! Вставай! — И Балаж Мадьяр больно треснул увальня по спине, но в тот же миг отпрянул назад: из одежды Буйко вылетело густое мучное облако. — Тысяча чертей! Мне показалось, что я угодил в бочку с порохом!

— А ну-ка, малый, на ноги, живо! Не то я заставлю тебя вскочить! — крикнул король Матьяш. Но Буйко только сильней захрапел.

— Да слышишь ли ты, бесёнок! На ноги живо перед твоим королём!

Буйко и ухом не повёл, продолжая храпеть во всю силу лёгких, и только сонным голосом пробормотал:

— Сейчас я сплю, а во сне я сам всегда бываю король.

Королю Матьяшу и смешно, и досадно слушать такое.

— Эй, вставай, не то подниму! — И король затрубил в небольшой рог.

На зов прискакал слуга в зелёной одежде и соскочил с коня.

— Отсчитай пять лёгких палок этому негодяю! — приказал король слуге.

Палки под рукой не оказалось, и слуга, срезав отличный свистящий прут, принялся с пристрастием отсчитывать удары:

— Раз, два, три, четыре, пять!

Но Буйко, принимая удары, не только ни разу не охнул, но даже не шелохнулся.

— Мне, государь, такого видеть не доводилось: ведь он и не охнул.

— Погоди маленько, сейчас я сам такого шума наделаю, что мигом глаза протру.

От такой неслыханной дерзости Балаж Мадьяр пришёл в бешенство.

— Прикажи, государь, отсчитать ему двадцать пять горячих, да дубиной покрепче.

А король Матьяш хохотал от души. Король был ещё молод и в хорошем настроении любил добрую шутку. Он опять протрубил в рожок, но теперь три раза подряд, и вскоре появился ещё слуга, только не в зелёной, а в красной одежде.

— Палач, эй, палач! Отруби голову этому строптивому прохвосту. Он отпетый лентяй, и нечего ему зря небо коптить. — Король обнажил меч и протянул слуге в красном.

Слуга обеими руками, схватил прямой и длинный королевский меч и, держа его наготове, стал возле головы упрямца.

— Удобно ли будет обезглавить меня, когда я лежу на брюхе? — учтиво осведомился Буйко, и в голосе его не было ни капельки страха.

— Самое удобное положение для казни, — решительно ответил палач.

— Слава тебе господи! А я уж испугался, что придётся встать. Ведь я совсем сонный.

При этих словах даже Балаж Мадьяр не удержался от смеха. И тут они оба, король и военачальник, разразились таким хохотом, что в лесу загремело.

Есть старинная поговорка в народе: «Смельчакам — счастье…» Развеселившись, хлопнул король себя по колену и сказал:

— Этого плута я прихвачу с собой!

— На кой ляд, государь, тебе эта заваль? Пусть проваливает ко всем чертям! — проворчал седоусый витязь.

Но король стоял на своём:

— Послушай, дружище. Этот малый либо и впрямь так ленив, каким представляется, либо так отважен, что равного ему я в жизни не видывал. Ежели ленив, то лучшего лежебоки для короля не сыскать; ежели отважен, то верностью своей он сослужит мне добрую службу… Как зовут тебя, сынок? — обратился король к ленивцу.

— Буйко, государь. Просто Буйко, и ничего больше.

— Послушай, сынок по имени Буйко!.. Не желаешь ли ко мне на службу пойти?

— Пойду я или не пойду — это зависит от того, какие у меня будут обязанности.

— Обязанность одна: быть самым ленивым на свете. Перележать всех других королевских лежебок. Ну как, по душе тебе такая должность?

Буйко широко, голосисто зевнул.

— По душе, государь, по душе. Вот увидишь, я буду самый верный из твоих верноподданных. Да только трудна служба. Чертовски трудная служба!

— Тогда по рукам!

— Такая утомительная работа никогда не сулила мира и согласия, — сонно протянул Буйко и тут же захрапел.

Балаж Мадьяр опять размахнулся, но король удержал его за руку:

— Берите, слуги мои, лежебоку, отнесите его в замок и уложите на самое мягкое, устланное мехами ложе. Пусть отдыхает бедный труженик. Да не забудьте его на кормить!

Кряхтя да пыхтя от страшного напряжения, подняли слуги Буйко. Ох и тяжёлый был парень, точно куль с солью!

— Потихонечку, не спеша несите, ребята, — приказал носильщикам новоиспечённый лежебока короля. — Совсем тихонечко, потому что должен я хорошенько выспаться, прежде чем приступлю к своей новой службе.

Немолодой усатый воин обходил с Палом Кинижи двор замка, показывая места, где отныне Палу предстояло жить. Когда настала очередь осматривать конюшни, Пал уже сменил платье и сжимал в руке здоровенный меч. Несколько воинов несли из конюшни огромную кадку с водой — должно быть, собирались поить коней. Увидев незнакомого парня в обуженном платье, с заржавленным мечом в руке, солдаты громко захохотали.

— Близко к сердцу не принимай, — посоветовал усатый воин. — Они так всегда. Потешаются, потому что глядят на тебя, как на хитрого проходимца. Погоди день-два: коли сумеешь за себя постоять, они станут с тобой такими приятелями, что вас потом водой не разольёшь… Эй, ребята, помогите нашему новому товарищу выбрать коня!

— Пускай сначала выберет сбрую! — отозвался солдат, шедший с ведром впереди.

Тут опять раздался взрыв смеха, и Пал смекнул, что собираются над ним подшутить. На хохот из кладовой, помещавшейся рядом с конюшней, вышел чумазый парень с плутоватыми глазами. Он, видать по всему, чистил сбрую, потому что нос и лоб у него были измазаны дёгтем.

— Входи, входи, желторотый! — крикнул он Палу, хотя с виду казался немногим старше. — Входи, — продолжал он заносчивым тоном, — бери сбрую, а то я сейчас запру кладовую и займусь другим делом.