Надежда Остроменцкая - Приключения мальчика с собакой

– Сколько возьмешь за этого малого?

– Восемьсот сестерциев.

Рассчитывая, что Фабия не будет делать новых покупок, сенатор не смог устоять перед соблазном поторговаться:

– За пастуха восемьсот сестерциев?… В уме ли ты?

Клеон умоляюще взглянул на Фабию. Она кивнула мальчику и нарочито певуче обратилась к сенатору:

– Если и этот раб для тебя дорог, о Станиен, разреши мне взять его! Я готова уплатить за него восемьсот сестерциев.

Станиен вспыхнул. Нет, это уж слишком!

– Я не сказал, что он для меня дорог, – надменно процедил он. – Я сказал, что это несуразная цена за пастуха-мальчишку.

Фабия пленительно улыбнулась сенатору:

– А мне этот мальчишка ужасно понравился! Я бы уплатила за него даже восемьсот десять сестерциев. Надеюсь, ты уступишь его мне?

– Мне самому он нужен! – сухо отрезал Станиен. – Я даю восемьсот.

Аполлодор изогнулся в льстивом поклоне:

– Прости, о достойнейший Гней Станиен… Не разоряй своего покорного слугу… Прекрасная Фабия предлагает за пастуха восемьсот десять сестерциев. И это справедливая цена: ведь пастух продается не один, а с соб…

Станиен побагровел:

– Но я сказал, что он мне нужен! Я первый стал его приторговывать. Я тоже могу заплатить восемьсот десять сестерциев.

– О-о!.. – с притворным огорчением протянула Фабия. – Как ты нелюбезен, Гней Станиен! Тебе ничего не стоит найти на рынке другого пастуха. А я хочу именно этого. И готова дать за него восемьсот пятнадцать.

– И я хочу этого пастуха! – рассердился Гней Станиен. – Плачу восемьсот двадцать.

– Восемьсот тридцать! – набивала цену Фабия.

– Восемьсот тридцать пять… – дрогнувшим голосом сказал толстяк.

Глаза Фабии лукаво заискрились. Она снова набавила цену. Станиен – также. Клеон с замиранием сердца следил за торгом. Он понимал, что о нем уже забыли, что спор идет о чем-то большем, чем покупка раба. Голос женщины становился все певучее и выше, глаза насмешливее – ей, видно, доставляло удовольствие дразнить толстяка. А тот, в запальчивости, брызгал слюной и колотил кулаком по краю лектики.

– Девятьсот пятьдесят! – прохрипел он, задыхаясь. Фабия рассмеялась и махнула рукой:

– Клянусь Венерой-прародительницей, ты непобедим, Гней Станиен! Отступаю! – Она кивнула своим рабам, и они, подхватив лектику, двинулись в путь.

Клеон с отчаянием глядел ей вслед. Аполлодор, боявшийся Льва, не решился подвести Клеона к покупателю, а приказал мальчику самому подойти к новому господину.

– Отныне ты принадлежишь достославному сенатору Гнею Станиену! – торжественно возвестил он.

Клеон послушно сделал несколько шагов к лектике сенатора.

Станиен сердито посмотрел на пастуха. Он уже остыл и был недоволен покупкой. Он явился сюда не за мальчишкой. Теперь отступление было уж невозможно: вокруг стояли его клиенты, рабы и толпа уличных зевак, привлеченных спором сенатора с вольноотпущенницей. Главное теперь – не выдать досады, сделать вид, будто это простая прихоть вельможи: ни с того ни с сего заплатить за мальчишку на полтораста сестерциев больше, чем просил работорговец вначале. Но… какая это глупость! Как это досадно!

Он приказал своему казначею осмотреть купленного раба и расплатиться с Аполлодором. Пока доверенный Станиена, желая убедиться в ловкости и гибкости нового раба, заставлял его прыгать, приседать и бегать, Лев сидел смирно и только удивленно следил за мальчиком, но, когда, приказав Клеону раздеться, чужой человек вздумал до него дотронуться, Лев прыгнул вперед и, став между Клеоном и казначеем, зарычал.

– Убери свою собаку! – крикнул казначей Аполлодору.

– Она принадлежит не мне, а пастуху, которого купил твой господин.

– Я этого зверя не торговал, – запротестовал Гней Станиен. – Можешь взять его себе!

– На титульной дощечке написано, что пастух продается с собакой.

– Но мне не нужна собака! Ты мне ее не продавал!

– Я предупреждал тебя, но ты не дал мне договорить, – возразил Аполлодор.

– Я расторгну сделку, если ты не уберешь пса!

Аполлодор сделал вид, будто принимает слова сенатора за шутку:

– Не смейся над бедным торговцем, высокочтимый Гней Станиен! Ты отбил пастуха у Фабии. Все это видели и восхищались твоей твердостью. А собаку ты получаешь даром, в придачу к пастуху. Такого пса даром!.. Подумай, как это выгодно! Но, если пес тебе не нравится, в твоей воле отравить его…

Клеон ахнул и прижал к себе голову Льва. Испугавшись, что мальчик натравит собаку на него или на свиту Гнея, Аполлодор изогнулся в почтительном поклоне чуть не до земли:

– Ты только взгляни, что за пес! Клянусь Янусом, охранителем входов, такой собаки не сыщешь во всем Риме! Какое прекрасное украшение у дверей твоего дома!.. А если пошлешь его в деревню сторожить стада, то и ты и вилик можете спать спокойно: ни одна овца у вас не пропадет.

Чувствуя, что собравшиеся вокруг зеваки подсмеиваются над ним, Станиен опустился на подушки:

– Ты утомил меня своей болтовней… Кончай скорее, Гета.

Казначей и торговец обменялись обычными при покупке раба фразами. Аполлодор получил деньги. Клеон стал собственностью толстяка Станиена и печально побрел за его лектикой. Лев шел рядом с мальчиком, свирепо косясь на чужих людей, которые окружили его хозяина.

Рядом с лектикой шагал номенклатор. Обязанностью этого раба было называть имена людей, которые кланялись его хозяину. Станиен на этот раз не слушал номенклатора и никого не замечал, хотя обычно строго соблюдал правила вежливости. В ушах его все еще звучал смех Фабии, и он мысленно осыпал ее бранью: «Проклятие той минуте, когда жезл свободы [54]коснулся твоей головы!.. Пусть Эскулап Исцелитель нашлет на тебя проказу!.. Пусть Венера, дающая женщинам красоту, тебя сделает лысой!.. О лары и пенаты, [55]как теперь оправдаюсь я перед Фульвией?… Ох, эта Фульвия! Ни у кого в Риме нет, наверное, такой строгой супруги. Разве она способна понять, что такое задор состязания?».

Сенатор поморщился, представив себе надменное лицо и язвительные слова, которыми встретит его жена. «Как, – скажет она, – такие деньги выброшены, чтобы выйти победителем из спора с бывшей рабыней? Ради этого куплен совершенно ненужный мальчишка? Ты такой же безумный расточитель, каким был в юности. Седина не сделала тебя умнее».

«О Юпитер-Статор, [56]– молился про себя Станиен, – удержи язык моей супруги! Пусть не попрекает она меня тем, что когда-то ее богатство спасло меня от разорения!..» Тут он вспомнил, что поручение Фульвии еще не выполнено, и крикнул носильщикам:

– Почему вы идете на Палатин? Назад! Гета, я велю тебя высечь! Ты позабыл приказание госпожи!

Лектиарии повернули, и вся свита сенатора двинулась обратно на форум. На этот раз Станиен внимательно осматривал выставленных рабов и скоро нашел то, что ему было нужно: почти даром купил он сведущего библиотекаря, который мог также выполнять и обязанности педагога, обучая его младшего сына; удалось ему дешево купить и искусную ткачиху для домашней мастерской жены. Фульвия будет довольна этой покупкой. Ткачиха горбата, но в глазах Фульвии это достоинство: она любит окружать себя безобразными рабынями. А уж дешевую покупку она, конечно, одобрит. Вот из-за пастуха могут быть неприятности… А что, если всю сумму разделить на три равные части? Цена пастуха таким образом уменьшится, а цена ткачихи и библиотекаря немного увеличится, но это не страшно – ведь куплены они по приказу Фульвии! Решив, что так он и сделает, Станиен приказал нести себя домой.