Кузьма Петров-Водкин - Аойя

После ухода Андрюши к ее нездоровью прибавилось еще беспокойство за его судьбу. Казалось, что он больше не вернется, или что она его не дождется. Катя чувствовала, как ее силы уходят, и дышать становится все труднее.

Добрая Лава почти неотлучно была с ней. Всячески утешая девочку, она приносила ей самые красивые камушки, рассказывала про свою жизнь, но Кате становилось все тяжелее и печальнее.

Однажды ей показалось, что своды ее пещеры рушатся, что вот-вот они готовы раздавить ее и схоронить навеки… Послышался оглушительный грохот, в страхе девочка бросилась к Лаве, под ее защиту, и прижалась к ней. И в это время произошло самое страшное: добрая Лава, которая всегда была такая ласковая, застыла, ее глаза помутились, неподвижно уставясь в одну точку, ее руки стали твердыми, и Катя увидела себя прижавшейся не к девушке Лаве, а к холодному красному камню. Одновременно с этим погас свет. Полная ужаса, девочка почувствовала, что она задыхается, умирает в этой страшной тьме… И вот только здесь она пришла в себя.

Андрюша рассказал о своем, пережитом за это время.

— А теперь, вот все наше богатство, — закончил он, вынимая из кармана складной ножик, компас и пластинку с планами.

— Но вот, Катя, где наше бесконечное богатство! — радостно произнес он, показывая кверху.

Катя схватила Андрюшу за руки, закричала с восторгом:

— Небушко! Небушко! Синее небушко!! — и друзья завертелись волчком, как самые последние отчаянные ребятишки, повторяя одно и то же:

— Синее небушко! Синее небушко!..

И таким беспокойным манером, припрыгивая и распевая «Небушко!», они направились отыскивать место, где было бы не так круто подняться наверх.

Им было решительно все равно, что их ожидает на земле, и в какой стране они вылезут на свет Божий.

И вот наконец-то их звонкие клики огласили раскинувшуюся под ногами широкую равнину и лес, и сияющее море. Вся земля залита была восходящим солнцем, встречала и приветствовала, словно вновь родившихся, Андрюшу и Катю.

Дети готовы уже были броситься на пушистую траву, резвиться, валяться в ней, подобно молодым козлятам, если бы сейчас же не подкараулило их новое приключение.

На второй площадке от выхода, дети увидели украшенного перьями черного человека, который что-то забормотал, поднял руки к небу и склонился почти до земли. Затем он начал кричать кому-то вниз.

Через миг оттуда поднялись еще несколько таких же людей.

Все они заговорили, заахали, зачмокали губами и, также подняв руки, склонились перед пришедшими и так повторили несколько раз.

Затем некоторые из чернокожих приблизились к детям и стали трогать и гладить их ноги.

Когда Катя сделала испуганное движение, черные осклабили белые, как снег, зубы, показывая всеми знаками свое расположение.

— Не бойся, Катя, — сказал Андрюша, — видишь, эти добрые ребята никогда не встречали белых…

— Здравствуйте! — обратился к ним мальчик. — Из всего видно, что вы пришли приветствовать наше возвращение — это очень похвально с вашей стороны! Мы ваши гости!

Пока он говорил, чернокожие закрыли лица руками и шептали что-то про себя. Затем все они, кроме старшего, быстро спустились с холма и направились в ближайший лес. Старший стал говорить, усиленно жестикулируя и показывая на пещеру, откуда наши друзья пришли.

— Вот оно что! — вскричал Андрюша, обращая внимание Кати на убранство входа в пещеру, украшенного зеленью, ожерельями из морских раковин и перьями птиц. — Если не ошибаюсь, они нас приняли за выходцев с того света!

— Мне тоже кажется, что они здесь кого-то ждали, — сказала Катя, а потом тихо и неуверенно спросила:

— А не скушают они нас?

Андрюша засмеялся.

— Много ли в нас толку! — сказал он. — Посмотри, как мы отощали!

Девочку это не успокоило:

— Но они нас накормят!

— Хоть и откормят, а не съедят. Посмотри, ни в пещере, ни на самих чернокожих нет ни одной косточки.

— Но как же, — не унималась Катя, — если они чернокожие и не едят людей, так чем же они занимаются?..

В это время дикари вернулись с носилками, наскоро сделанными из бамбука и покрытыми пальмовыми листьями. Они знаками пригласили на них Андрюшу и Катю.

Когда дети уселись господами на мягкие сиденья, четверо черных, из более рослых, подняли носилки и, сопровождаемые остальными, стали спускаться в долину.

Несколько человек шли впереди, плясали и пели что-то, совсем уже непохожее на песню: это было скорее завывание молодых щенков, хотя поющие и делали при этом самые нежные гримасы и добродушно скалили блестящие зубы.

Процессия вступила в лес. Здесь навстречу ей вышла целая толпа чернокожих с возгласами и трескотней. Ребятишки кувыркались вокруг носилок, крича и захлебываясь от восторга.

Словом, такой был шум, что им заинтересовались и лесные жители: целое стадо обезьян сопровождало по сучьям деревьев идущих, они свешивались на хвостах, корчили сквозь листву забавные мордочки, бросали вниз листья и всячески старались выразить какое-то деятельное участие, как и люди…

Но вот среди леса начали попадаться домики из плетеного тростника, словно игрушки, расставленные по дороге. Из каждого такого шалашика выходила чернокожая хозяйка и кланялась.

Наконец, на берегу лесного озера показалась и самая деревня, утопающая в зелени, отражающаяся в воде тростниковыми домиками.

На берегу сушились сети, а легкие, как скорлупки, лодки колыхались между прибрежными камышами.

— Как здесь хорошо! — воскликнула Катя.

— Здесь как в раю! — снова воскликнула девочка, показывая на стаю черных лебедей, плывших озером. Другая стая охорашивалась на берегу, расправляя клювами упругие крылья.

Носилки остановились перед самой большой хижиной из разноцветного тростника.

Один из старших отдернул циновку у входа и пригласил Андрюшу и Катю следовать за ним.

Здесь он показал знаками нашим друзьям, что домик и все, что в нем находится, это для них, и удалился.

Первое, к чему приступили Андрюша и Катя, была еда, так как заботливые руки приготовили здесь целое пиршество: тут были всевозможные фрукты, сушеная рыба, кокосовое молоко и тонкие лепешки из хлебной пальмы и — всего не перечесть.

— Признаться, этого даже я не ожидал! — весело воскликнул Андрюша, принимаясь за кушанья.