Ласло Харш - Ребята не подведут!

Вот и теперь они не обращали ни малейшего внимания на маму близнецов, уверявшую, что сегодня обязательно будут бомбить, потому что у нее ноет левая коленка, а это не к добру.

Вместо Теребешей в разговор ввязалась тетя Шефчик и рассказала, что после обеда она немножко вздремнула, так как все еще не может отоспаться после позавчерашнего сидения в подвале. И ей приснилось, будто почтальон принес письмо, похожее на шар, но едва она прикоснулась к письму, как из него выпрыгнула живая мышь и замяукала, а все это, если верить соннику, сулит большое несчастье.

— И без сонника ясно, что с девятнадцатого марта начались сплошные несчастья, — буркнул дядя Шефчик.

— Помолчите, сосед, помолчите! — предостерег его вечно отдувающийся дядя Розмайер и покосился по сторонам.

Эде сидел рядом с отцом, на которого походил как две капли воды, и от безделья глазел по сторонам. Заметив, что Габи смотрит на него, он помахал ему рукой, поднес палец к губам, зажмурил один глаз, покачал головой и поднял вверх левую руку. Это означало, что он знает какую-то тайну, и если Габи даст честное слово, что не проболтается, он расскажет ему о ней. Габи собрался было кивнуть — дескать, ладно, согласен, — как вдруг все умолкли и в дверях прачечной появились Комлоши с кошелками и сумками. А дядя Комлош даже нес на руке одеяло. Они осмотрелись и прошли в третий подвал, где раньше хранился уголь.

— Вот увидите, сегодня обязательно что-нибудь случится, — повторила тетя Шефчик.

В этот момент громовой раскат потряс подвал, висевшая на проводе электрическая лампочка закачалась.

Наступила мертвая тишина. Теперь, по инструкции, спасательной команде надо было привести себя в боевую готовность, а остальным завязать непринужденный разговор, чтобы в случае другого взрыва не возникло паники. Но вместо этого все, словно окаменев, молча поглядывали на потолок; даже сам господин Теребеш и тот устремил на него свой холодный взгляд, как бы ожидая, не обвалится ли он. В следующую секунду в дверях появился Тыква — в шлеме, с зазубренным топором за поясом — и громко возвестил:

— Эти бездельники вечно оставляют люк открытым, а тут ужасный сквозняк. Вот я и захлопнул люк, да так, чтоб век помнили.

И сразу выяснилось, что никто, оказывается, не испугался, все знали, что это не бомба, а что-то другое, ибо у бомбы совсем иной звук.

Когда разговор возобновился, Габи слез со скамейки и направился в третий подвал, именуемый попросту «угольной ямой». По пути он поманил пальцем Эде, чтобы тот следовал за ним. Но Эде остановился в дверях и заявил:

— Я не пойду. Папа сказал, чтобы я не дружил с такими, как ты.

— С какими? — удивился Габи.

— Не притворяйся, ты и сам знаешь.

— Ты что, сбесился?

— Сам сбесился, — отчеканил Эде.

Габи подошел к Эде.

— А ну, повтори еще раз.

Но Эде подмигнул, осклабился и, наклонившись к уху Габи, прошептал:

— Да брось ты блажить, я знаю одну тайну. Очень важную.

— Нет, повтори, что ты сказал, — уперся Габи.

— Тайну про господина Шербана, — снова зашептал Эде, стараясь заинтересовать Габи.

И попал в самую точку. Услыхав имя господина Шербана, Габи сразу позабыл про свою обиду и вплотную прижался к Эде. Тот взволнованно, еле слышно проговорил:

— К господину Шербану забрались воры. Вчера его не было дома, а кто-то расхаживал по его квартире. Он живет как раз над нами, и все хорошо слышно. Вор даже насвистывал. Надо бы все толком разузнать.

— Обязательно разузнаем, — пообещал Габи.

Наверху с нарастающей силой завыли сирены, оповещая, что опасность с воздуха миновала. Габи хотел было отыскать господина Шербана в подвале, но Эде ухватил его за рукав и выпалил скороговоркой:

— Никому ни слова. Мы вдвоем обо всем узнаем. Вот увидишь, на что я способен.

Мимо них прошли Комлоши. Завидев их, Габи поздоровался и спросил:

— Боялась, Дуци?

— Ни капельки не боялась, — ответила Дуци, покусывая кончик косички.

— И не бойся, потому что я с тобой, — подбодрил ее Габи и, вырвавшись из рук растерянно моргавшего Эде, убежал.

Но зря он бежал, господина Шербана в подвале уже не было, а на узкой лестнице толпилась такая уйма народа, что пройти по ней было просто невозможно. Делать нечего — пришлось Габи дожидаться своей очереди, а тут еще послышался голос отца за спиной:

— Габи! Габи! Куда это он запропастился?

— Я здесь! — крикнул Габи.

Так-то оно так, но ответ его был не точен, ибо, хотя он и топтался внизу на лестнице, мысленно был уже давным-давно в квартире господина Шербана: открывал одну за другой двери искал того самого Яноша Чепаня, или, иначе говоря, Андраша Келемена. Лишь однажды встретился он с ним в день рождения. С тех пор произошло столько интересных событий, что он напрочь позабыл о его существовании. Да как тут не позабыть, если, например, закрылись на три дня все кинотеатры, потом начались воздушные тревоги, а в школе Гараи, Шварца, Рону, Халмоша и очкастого Каснара почему-то посадили на отдельную парту и не разрешили к ним подсаживаться. Словом, хлопот полон рот — ведь до всего приходилось докапываться самому. Вполне понятно, что думать о чем-то другом — ну, например, о дяде Келемене — просто не хватало времени. Между тем, если поразмыслить, получалось как-то не очень хорошо с его стороны, пожалуй, даже плохо. В самом деле: господин Шербан показал ему микроскоп, а он и думать забыл о докторе Шербане, и о том, что, может быть, доктор нуждается в его помощи.

Все это пронеслось у него молнией в голове, пока он топтался на нижней ступеньке лестницы и мысленно обходил квартиру доктора Шербана. Его так и подмывало побежать к доктору, но время было позднее — перевалило за полночь; слишком уж долго просидели они в подвале. Да и как объяснишь, что у него срочное дело к доктору Шербану? Ведь о тайне и заикнуться нельзя — на то она и тайна. Плохо, конечно, то, что и Эде кое-что разнюхал, а именно Эде ни в коем случае нельзя посвящать в тайну, это совершенно исключено.

Даже в постели не покидали его эти тревожные мысли, и когда он, наконец, неожиданно заснул, все равно терзали его по-прежнему.

Утром с необычным рвением, чем легко мог вызвать подозрения, он умылся, оделся и, даже но пожаловавшись на боль в горле, или в животе, или же в спине, помчался в школу. Но, добежав до ворот, он вдруг остановился, опасливо покосился по сторонам, снова прошмыгнул в дом и позвонил к доктору Шербану.

Ждать пришлось до ужаса долго, а ведь это было очень опасно, так как со двора его легко могли заметить. Он пытался сжаться в комочек, слиться с дверью и очень жалел, что нет у него плаща или шапки-невидимки.

Наконец за дверью раздался сонный голос доктора:

— Кто там?

— Это я, — выпалил Габи, — здравствуйте!