Михаил Лыньков - Миколка-паровоз (сборник)

Поднялись рабочие, стали расходиться. Строго-настрого наказали Миколке, чтобы не проболтался никому про то, о чем говорилось здесь.

— Да что вы, маленькие, что ли! — вконец рассерчал Миколка. — За буржуя меня принимаете? Или, может, меньшевиком каким-нибудь считаете?

Слышал Миколка, что меньшевики готовы рабочим любую пакость подстроить, а буржуям — сапоги лизать. Потому-то и помянул меньшевиков.

— Ну, смотри же! Мы на тебя полагаемся! — сказали ему деповские напоследок.

На рассвете, когда солнце еще не взошло, разбудил Миколку брат Павел и прошептал:

— Вставай, большевик! Пойдем своих выручать. Смотри, не подкачай… Поймают, скажешь, мол, за голубями лазил…

Было еще совсем темно, в сером небе догорали звезды, и Миколка насмешливо спросил:

— Какие ж голуби ночью-то? Много ты, видать, разбираешься в голубиных делах…

— Ну, тогда скажи, дескать, за семечками полез…

— За семечками — это еще сойдет, — согласился Миколка.

Станцию окутывали предрассветные сумерки. Кое-где вспыхивали стрелочные фонари, возле депо, собираясь в дорогу, пыхтел паровоз. На рельсах дремали отцепленные товарные вагоны, платформы с лесом и другими грузами.

Стараясь не попадаться на глаза немецким часовым, Миколка вместе с деповскими рабочими пробирался вдоль вагонов, держась теневой стороны.

Вдруг откуда ни возьмись — дед Астап. Ковыляет следом за ними. И когда только увязался? На него набросились, шепчут:

— Куда тебе-то, дедушка, идти?! Шел бы домой да досыпал свое.

Разгневал деда такой совет:

— Да за кого вы меня принимаете? Что б я да оставил внука одного, когда он прямо в волчью пасть лезет?..

Как ни уговаривали деда, он не отступил — настоял на своем. Вот и пакгауз.

Мерцают огоньки редких фонарей. Двери можно разглядеть: вон они, широкие. Возле них стоит, не шелохнется, немецкий часовой с винтовкой на плече.

Где-то далеко за пакгаузом дрожат в небе огненные зарницы — должно быть, опять немцы подожгли деревню. Поглядывает на те зарницы из-под железной своей каски кайзеровский солдат. Думу думает часовой, застыл, опершись на винтовку.

А неподалеку от пакгауза высятся штабеля дров. За ними и прячутся Миколка, Павел и все деповские, что пришли сюда. И дед Астап тоже. Хорошо видны и пакгауз, и часовой: можно следить за каждым его шагом.

Оглянулся Миколка, видит: в руках у рабочих появились револьверы. Становятся рабочие каждый на свое место, как раньше еще договорились. А самого Миколку подталкивают вперед, путь к пакгаузу самый короткий показывают.

Вот и конец штабелям дров.

— Теперь сам действуй! Да гляди, остерегайся, под пулю не лезь! — напоследок шепчет брат Павел.

Миколка глаз не сводит с часового, а до того шагов каких-нибудь тридцать, ну сорок — не больше. Видны только спина часового, острый шишак на каске да штык винтовки. Припадает к самой земле Миколка, пробирается к пакгаузу, за каждый камень прячется. Ползет, а сам все думает: что будет с ним, если заметит вдруг его солдат, и куда тогда попадет первая немецкая пуля. Ладно еще — в голову: сразу насмерть… А как в живот? Худо, если в живот… Больно… Это тебе не подзатыльник какой — пуля!..

И вдруг холодным потом обдало Миколку, припал он к земле, как прилип. Не от страха за свой живот, — причем тут живот! — испугался, что дело может провалить: зацепил он ногой какую-то жестянку, стукнулась она о камень, загремела. Солдат насторожился, руку к уху приставил, прислушался. Да только что ты услышишь, что увидишь в предрассветную рань.

Лежит Миколка на земле ни жив ни мертв, только слышит, как стучит в груди, вот-вот вырвется его маленькое сердце.

«Тише ты, сердце, не то еще услышит, чего доброго, часовой», — тревожно думает Миколка, а сам глаз с часового не сводит.

А тот уже успокоился, опять на небо поглядывает, песенку какую-то затянул негромко. И пополз Миколка дальше. Вот уж он возле ступенек пакгауза. Под ступеньками можно легко пробраться на платформу-настил, куда выгружают грузы и багаж из вагонов.

Мигом юркнул Миколка под пакгауз, пробрался сквозь щель в кирпичном фундаменте под самый пол. И вдруг чуть не заорал с перепугу — рукой прикоснулся к чему-то холодному-холодному и скользкому. Да вовремя вспомнил, что под пакгаузом водятся жабы и лягушки, успокоился.

Каждую половицу пола в пакгаузе знал Миколка как свои пять пальцев. Столько раз совершал он с дружками налеты сюда… Вот эта половица, если нажать на нее плечом, поднимается вместе с большим гвоздем.

Ох и тянется время: Миколке кажется, что уже целый час возится он с этой половицей, пока удается ему поднять один конец ее и просунуть в дыру голову. Сперва ничего не различает Миколка в полумраке, вглядывается и лишь потом видит людей в углу. Прижались они друг к дружке, спят на охапках гнилой соломы. Неподалеку на стене мигает закоптелый железнодорожный фонарь. Под

ним тоже лежит человек и, судя по всему, не спит: ворочается с боку на бок, вздыхает.

Присмотрелся к нему Миколка, узнал: да это ж старый батин друг, машинист Орлов. Вместе с Миколкиным отцом громили они на собраниях эсеров да меньшевиков разных; только, бывало, начнут митинговать, Орлов свое слово вставит — и пошла потеха. Сматывают меньшевики да эсеры манатки, под свист, насмешки и улюлюканье убегают из депо. А теперь машинист Орлов — в беде…

Тихонечко подполз Миколка к машинисту, осторожно тронул за локоть. Тот поднял голову. Миколка на ухо ему все и пересказал: что побег устраивают арестованным деповские, что Павел с товарищами за штабелями дров притаились, ждут, что револьверы у них у всех. И еще посоветовал не тянуть волынку, а поторапливаться, иначе светать начнет, а тогда бежать опаснее будет.

Сборы были недолгими. Друг за другом, соблюдая предосторожность, пролезли арестованные под пол, проползли к ступенькам и поодиночке Миколкиным способом направились к штабелям дров. Миколка сидел под ступенями и следил за Павлом, который подавал сигналы. Опустит руку, — значит, можно ползти вперед; поднимет — стой, замри на месте.

Часовой по настилу туда-сюда ходит, ничего не замечает.

Так Миколка всех восьмерых арестованных вызволил из пакгауза.

Да сам зато чуть не попался. Только высунул он голову из-под ступенек, что ведут на платформу-настил, видит: взмахнул рукой Павел. Подался Миколка вспять, как рак в нору, сидит, съежившись, и видит в щель: прямо над ним вышагивает немецкий часовой. Остановился на краю, присел, на ступеньку ноги поставил, а винтовку на колени положил. Наскучило, видно, ему ходить, а начальство его, может, и вздремнуло, — вот и он решил отдохнуть малость. Ишь, присел, песенку мурлычет! Выбрал же место! Хоть хватай его за ноги да тяни под платформу… Да только попробуй схвати!