Илья Дворкин - Голова античной богини

Лицо Андрюхи стало растерянным.

— Сам не знаю, — пробормотал он.

Витя оцарапала щёку. Сидеть на корточках было неудобно, да и вообще не любила она прятаться и подслушивать. Противное и унизительное занятие. Она стала подниматься, оттолкнула Андрюхину руку.

И вдруг что-то остановило её. Она даже не поняла сразу что. Вновь вгляделась в беседующих мужчин — и наконец сообразила: лицо железнодорожного попутчика было другое — жёсткое, властное, непохожее на то знакомое, похохатывающее, добродушное, которое она знала. И она вновь опустилась на корточки.

Говорил Аркадий Витальевич — «покровитель искусств».

— Это слишком ценная вещь, чтобы держать её там долго. Значит, вскорости её увезут. Возникнут трудности. Возможно, непреодолимые. А у меня именно сейчас есть покупатели, для которых деньги почти ничего не значат, когда они встречают такой уникум.

— Ну да, не значат! — ухмыльнулся Геннадий Савельич. — Они для всех значат. Главнее денег ещё не придумали.

— Попробуй ещё раз перебить меня, жлоб! Твоя доморощенная, кулацкая философия мне не интересна, — холодно отозвался «свободный художник». — Тебе этого не понять. Слишком для тебя сложно. — Геннадий Савельич хмыкнул. Очень обидно хмыкнул. — Да, да, молодой человек! Я делаю всё это исключительно ради того, чтобы человечество познакомилось с красотой. Красоты так мало, и её надо ценить!

— И где вы только таким словечкам научились, — пробормотал Геннадий Савельич, — уж не там ли?

Витя не верила своим глазам и ушам! Перед ней вновь был её знакомый художник — увлечённый, чуточку смешной человек. Ему очень понравились слова собеседника. Он картинно отставил ногу, взъерошил волосы. Добродушие так и сочилось изо всех пор его большого лица.

— Ну, хватит волу хвоста крутить, — буркнул Геннадий Савельич. — Меня зачем позвали — байки слушать? Красота! Человечество! Будто мало я вас знаю! — Он смачно плюнул себе под ноги. — Деньги где?

И тут же «свободный художник» исчез, будто его и не было вовсе. На бывшего Генку насмешливо и твёрдо глядел совсем другой человек — ему бы дубину в руки да в тёмный переулок. Вместе с одухотворённостью исчезла и надетая на лицо маска. Даже голос изменился.

— Какими способами прибудет товар, меня не интересует, — сказал тот второй, без маски, — вот задаток.

«Покровитель искусств» вынул пухлый, туго набитый деньгами бумажник. Геннадий Савельич втянул голову в плечи, резко, как-то по-звериному оглянулся, но, очевидно, «свободный художник» имел в этих делах опыт, и немалый. Он усмехнулся, но тут же лицо его напряглось, сузились глаза.

— А ну, спокойно! Стоять! — жёстко приказал он.

«Как собаке, — подумала Витя, — как им только не стыдно — одному говорить, другому слушать».

— Отойди на три шага, — приказал Аркадий Витальевич, — мало ли что может случиться. Человек ты жадный и глупый. А по глупости, сдуру, возьмёшь и захочешь разбогатеть на малое время. Придётся ломать тебе руку.

Здоровенный мужик Геннадий Савельич как-то странно хлюпнул носом.

— Ладно. Стой, где стоишь.

— Ну и «свободный художник»! — прошептал Андрей. — Они что — все такие?

— Не говори ерунду! И вообще — помолчи! — огрызнулась Витя.

Аркадий Витальевич отсчитал довольно много денег, взвесил их на ладони, поглядел на Федькиного отца, словно раздумывая, стоит давать или не стоит, и половину снова сунул в бумажник.

Федькин отец взвыл:

— Да чего же вы! Чего ж вы, Аркадий Витальевич?! Уговор дороже денег!

«Покровитель искусств» усмехнулся.

— Малоуважаемый Геннадий Савельич. Только что на этом самом месте вы изволили утверждать, что ничего дороже денег не бывает, и вдруг такие слова! Уговор… Ты мне ещё про совесть скажи.

— Так я… так вы… — заметался Федькин отец. — Вы ж обещали.

— Правильно. Будет всё сделано — получишь остальное. И не ори, а то и без них останешься.

Он сделал вид, что собирается спрятать в бумажник остальное. Геннадий Савельич испуганно метнулся к нему.

— Ладно, ладно. Не бойся. Получи.

Брезгливо (даже ему, видно, противно было глядеть на Федькиного отца) сунул деньги в его трясущиеся руки.

Витя взглянула на Андрея и без всяких слов поняла, что тому, как и ей, охота провалиться сквозь землю. Глядеть на такое и то было стыдно.

— А теперь, голубчик, запомни: шутить со мной не надо. Повредишь драгоценное здоровье, а оно у тебя одно. Ты ведь помнишь меня, — пробормотал он и громче уже продолжал: — Но я всю жизнь мечтал быть художником. Прекрасное занятие, знаешь ли. Впрочем, что ты можешь об этом знать…

Геннадий Савельич хмыкнул и тут же проглотил свой смешок под мимолётным взглядом собеседника.

— С тобой что со столбом разговаривать. Короче: завтра, и чем раньше, тем лучше, чтоб всё было на месте… Вы меня понимаете, Геннадий Савельич? — деловито осведомился Аркадий Витальевич.

— Да чего уж там, Генка я, как прежде, — засмущался Федькин отец. — Всё будет, как договорились.

— Для Генки ты уже староват — сын вон уже какой вымахал, — а насчёт кое-чего другого не сомневаюсь. Не враг же вы себе, Геннадий Савельич, — вежливо отозвался «художник».

Но было в его голосе, в этой нарочитой вежливости что-то такое, от чего у Вити мурашки по спине пробежали. Ей было страшно. Она вцепилась в ладонь Андрюхи и не выпускала до тех пор, пока те двое не свернули в боковую аллею. Ребята выбрались из кустов, сели на скамью так, чтобы видеть спины «художника» и Федькиного отца, долго молчали.

— Что это они? Бедный Федька! Ну и папаша достался! — Витя передёрнула плечами.

— Да уж! Не позавидуешь, — буркнул Андрей.

— Тут что-то затевается! Надо сказать папе! — решительно заявила Витя.

— Ну и что ты ему скажешь?

— Как что?! Наверняка ведь они жулики и что-то затевают!

— А что?

Витя задумалась. Ей хотелось бежать, что-то делать, кого-то спасать, но всё разбивалось о спокойную правоту Андрея. И она прекрасно понимала — это не было равнодушием. Наверняка он уже перебрал в ершистой своей голове все возможные и невозможные варианты.

А впереди маячили Геннадий Савельич и «свободный художник», он же «покровитель искусств» — добродушнейший Аркадий Витальевич, так смешно похожий на сенбернара.

— Тут одно ясно, — сказал Андрей, — этот Геннадий Савельич должен что-то принести. Так?

— Так! — Витя даже притопнула от нетерпения. Её раздражало тугодумие приятеля. Тут и ежу всё ясно, а он раздумывает.

— И, судя по разговору, это что-то спрятано у него не дома, а где-то в другом месте? Так?

— Так! Так! Да шевели ты языком побыстрее.

— Значит, одному надо идти за Геннадием Савельичем, а другому…