Алексей Биргер - Властелин огня

- Ну и пусть проследит, - сказал Ковач. - Чем плохо?

- Ничего ты не понимаешь! Эта фирма-однодневка принадлежит Варравину - и она исчезнет, естественно, вместе с деньгами, и тогда предприятию уж точно кранты, а я могу еще и под суд попасть, ведь это моя подпись будет на распоряжении отдать деньги, колоссальные деньги, неизвестно кому, каким-то мо­шенникам!

- Значит, не надо соглашаться с их деловым предложени­ем, вот и все, - сказал Ковач.

- А если я не соглашусь - они почти впрямую сказали мне это, - могут пострадать жена и дочь! И они выполнят свою угрозу!

- Кто они? Бандиты?

- Да, местные «авторитеты», если это слово тебе известно. Те, кто всегда готов и на убийство, и на самые гнусные выходки. Конечно, от ворованных денег и им кое-что перепадет, иначе бы они так не старались. А может, Варравин готов им почти все отдать, потому что эти деньги, огромные для нас для него - тьфу. Ему наш комбинат нужен! Вот и выходит: куда ни кинь - всюду клин. Подписать соглашение с этой фирмой - всех лишить денег и работы и самому сесть на несколько лет. Но рисковать жизнью семьи я не могу.

- Так что это за бандиты?

- Да говорю, неважно это, такие ... забыл, как их фамилии, клички у них Кореец, Гильза и Бегемот. Из них Кореец - самый опасный. Они куплены Варравиным и действуют по его указке. А если устроят кровавую баню, Варравин окажется ни при чем, и никто никогда не докажет, что это он их нанял.

- Я вот о чем думаю, - проговорил Ковач после паузы. ­ Это же, как ни крути, дешевые приемы и дешевые угрозы. Раз Варравин этот прибегает к таким дешевым методам, то, получается, дела у него неважнецкие. Уплывает комбинат из его лап, и сделать он ничего не может, вот и бесится.

После того как Ковач произнес этот необычно длинный для него текст, на какое-то время наступила тишина. Потом директор сказал:

- Может, оно и так, только мне от этого не легче. Любая дешевка может из мести пойти на самое жуткое преступление. И как мне тогда быть? Как жить, зная, что я пожертвовал семьей?

- Вам никем жертвовать не придется, - сказал Ковач. - Мое слово. Делайте свое дело, выдавайте зарплату.

- Легко тебе говорить, - возразил директор.

- Нет, - ответил Ковач. - Мне не легко говорить, потому что я знаю, какую ответственность беру на себя. Но раз уж я ее взял, значит, справлюсь.

Директор вздохнул.

- И хочется тебе поверить, и боязно ...

- Понимаю, - сказал Ковач.

- Ладно ... - Голос директора резко, в одну секунду сделался очень усталым. - Ступай отдыхай. Ты, небось, еще и не был в своем доме.

- Еще не был. Ключи мне сегодня утром вручили.

- Вот и оглядишься там у себя. Если еще что понадобится, обращайся.

- Обязательно обращусь, - сказал Ковач.

Послышались его тяжелые, медленно удаляющиеся шаги, а за ними - более дробные и тоже удаляющиеся шаги директора.

Я выбрался из своего укрытия.

Ну и ну!

Выходит, раскосый бандит - Кореец. Да, он и мне показался самым опасным из всех. Высокий и худой - Гильза. Точно, в нем есть какое-то сходство с отстрелянной гильзой. Что толстяка зовут Бегемот, я уже знал.

Но главное не в этом ... Главное в том, что Машке угрожает смертельная опасность! И я даже не могу ее предупредить, не имею права рассказывать о том, что подслушал ...

Однако полутора суток, прошедших с момента, когда я впервые увидел Ковача, мне хватило, чтобы увериться: Ковач с бандитами справится. И, возможно, с самим Варравиным справится, доведись им столкнуться напрямую.

Пожалуй, в цех мне идти незачем. Ковача я там не найду. Но я все-таки решил пройтись. Мне же надо делать вид, будто я не слышал и не видел ничего необычного.

Как ни странно, Ковача в цеху я застал. Он уже собирался уходить и давал указания другим сталеварам, что и как делать в его отсутствие. Все были оживлены и веселы.

Я встал неподалеку, и когда Ковач направился к выходу с комбината, догнал его и пошел чуть поодаль.

Он повернул голову и окинул меня своим странным взглядом.

- Что тебе надо? - спросил он.

- Мне? .. - смутился я. - Да вот, хотел все-таки спросить ...

- Спрашивай.

- Скажи .. , - я замялся. Кто его знает, вдруг я спрашиваю о том, о чем спрашивать нельзя? - Скажи, а как тебе удалось сделать такое с нашим ножом?

- С ножом? .. - Его брови чуть сдвинулись, будто он пытался что-то вспомнить. - Ах, да.

И опять замолчал.

Я все еще шел рядом с ним, мы миновали вахту, вышли с территории комбината. Наконец я решился повторить:

- Так как же?

Он взглянул на меня, будто только что вспомнил о моем присутствии.

- Ты пока не поймешь, - сказал он. - Пойдем лучше поглядим, что за дом у меня теперь.

- Ты приглашаешь? ..

- Приглашаю. - Он выдержал секундную паузу, будто чуточку подумал, прежде чем добавить: - На новоселье.

И опять умолк, словно позабыв обо мне. Но мне большего и не требовалось.

Мы дошли до «инженерного дома», поднялись по отремонтированным ступенькам, прошли по заново настеленным доскам подъезда на первом этаже. Ковач вынул ключи и отпер свежевыкрашенную дверь. Запах краски еще держался, но уже еле чувствовался.

- Заходи, - кивнул он мне, щелкнув выключателем.

В прихожей загорелся свет. Мы вместе прошлись по квар­тире, заходя в каждую комнату и даже на кухню, всюду включая свет и оглядываясь. В отремонтированной квартире было очень славно. И полы отскоблены, и свежие обои наклеены, и мебель какая-никакая стоит, и занавески на окнах повешены. Но главное - была исправлена большая печь, расположенная в углу кухни, задней стеной выходящая в одну комнату, а боковой - в другую, так что и кухня, и обе комнаты обогревались от нее. В печи имелись и чугунная плита, и духовка. Кроме того, на разделочном столике возле умывальника с раковиной стояла маленькая электроплитка.

И запас дров был.

Я дотронулся до печки. Теплая. Значит, ее протопили как следует. Правда, в доме все равно было, мягко говоря, нежарко. Топили-то ее, видимо, утром, а на улице мороз минус двадцать, вот квартира и успела остыть. Да еще сколько лет дом стоял совсем холодным, нетопленым. Он теперь начнет забирать тепло в каждую половицу, в каждую стену и каждую балку перекрытия, пока все это не прогреется, и только тогда в самой квартире установится ровная хорошая температура. На это понадобится несколько дней, не меньше.

В общем, скинуть куртку и шапку я не решился. Ковач, осмотревшись, взглянул на меня.

- Зябко? - спросил он.

И, не дожидаясь моего ответа, выдвинул заслонку, открыл дверцу топки, заложил в нее березовых поленьев и дунул изо всех сил на остававшиеся горячие угольки. Они из матовых сделались бледно-багровыми, потом пустили россыпь искр, и буквально через две минуты дрова уже горели, весело потрескивая.

(Я потом дома попытался проделать то же самое, когда рас­тапливал печку, и у меня ничего не получилось. Сколько я ни дул, угли все равно лишь слегка краснели и пускали одну-две искорки, а ведь они были свежее и горячее, чем в печке Кова­ча. Пришлось мне в конце концов воспользоваться обычным способом: спичками, старыми газетами и щепками. «Это же какая силища в легких нужна, чтобы полуостывшие угли раз­ дуть в пламя!» - подумалось мне тогда.)