Константин Сергиенко - Белый рондель

— И помню дочь твою Анну.

Но тот угрюмо молчал, глядя в пол.

Все обращают внимание на пышный плащ де Эспина, в Дерпте отвыкли от ярких одежд, а мой пурпуэн, шитый по мушкетёрской моде, не давал покоя даже миланским щёголям.

Молодой красавец поляк в синем кунтуше и лихо посаженной шапке с малиновым пером остановился посреди улицы чуть ли не разинув рот.

Я сделал вид, что не замечаю любопытства. Путь мой лежал к монастырю святой Катарины. Поляк не сводил с меня взора и произнёс довольно громко:

— Хе-хе!

— Что вам угодно? — спросил я.

Лицо поляка пылало странным негодованием.

— Бьюсь об заклад, что вы протестант! — заявил он и картинно положил руку на эфес сабли.

Я молча прошёл мимо.

— Кому, как не протестанту, носить чёрное с золотом! — крикнул поляк вдогонку.

Я обернулся.

— Вы ошибаетесь, сударь. Этот плащ подарен мне герцогом де Эспина, который, как вам известно, является рьяным католиком.

— А откуда это должно быть мне известно? — задиристо спросил поляк.

— Кроме того, протестанты не носят таких богатых одежд. Вы, сударь, католик?

— Я шляхтич, милейший, шляхтич Анджей Кавалек, да будет вам известно! И никому не позволю себя задевать!

«Задира, — подумал я. — Chercheur de noises [4] Chercheur de noises — забияка, искатель ссор (франц.). , так сказать».

— А эта сабля, — добавил воинственный шляхтич, — подарена мне графом Замойским, да будет вам известно, пан!

— Любопытно, — сказал я. — Вы, верно, ловко рубитесь?

— Отменно, пан, отменно! — заверил поляк.

— Я, к сожалению, плохо владею саблей, — сказал я, — не могли бы вы меня подучить?

Он несколько растерялся, и пыл его приугас.

— Очень прошу вас, сударь, поучите меня на саблях, — кротко попросил я, — один немец вызвал меня на дуэль как раз на саблях. Не знаю, что делать, я почти не знаком с приёмами.

— Немец? — воскликнул поляк, внезапно сделавшись моим сторонником. — Что немцы, что шведы, они не годятся для сабельного боя!

— Но похоже, ваш нынешний король из шведов, — заметил я так же кротко.

Кавалек слегка замешался, но вышел из положения:

— Польский король прежде всего поляк!

— Согласен, сударь, согласен. Так как же насчёт сабель? Если вы не хотите даром, я готов возместить…

— Чепуха! — сказал юный Кавалек. — Я научу вас в два счёта! Я знаю такой отбив, что сабля летит на пять сажень в сторону!

— Когда же вы сможете преподать мне урок?

— В любое время, пан.

— Я остановился в доме у рыцаря Трампедаха.

— Трампедаха?

— Да, да. Так, кажется, его называют.

— Гм… — Кавалек словно бы удивился. — В таком случае я вас нынче увижу. Вечером я наведаюсь к Трампедаху.

Вот как, подумал я. Значит, находятся общие дела у католиков и протестантов, если бравый шляхтич Кавалек навещает ливонского рыцаря Трампедаха.

Что-то беспокоит меня, беспокоит. Внезапно останавливаюсь, замираю. То лицо, проплывшее мимо под мутным стеклом Эмбаха, ведь это лицо знакомого человека! Конечно, я не пошёл тогда вслед за утопленником и не собирался тащить его на сушу, но теперь с внезапной ясностью понял, что лицо мне знакомо, но чьё же оно и может ли быть такое? Приехать в далёкий город, сойти к реке и увидать мертвеца, с которым, быть может, когда-то знался. Вот странно…

Моё внимание привлекла доска магистрата. Это нововведение я встречал в других городах, но никак не ожидал, что афиши печатают в нищем Дерпте. Я прочитал постановления.

«Согласно “Регламенту об одежде” предписано эстонскому населению города носить крестьянское платье. Лодочник же Тийит, по кличке Корявый, явился на городскую площадь в шляпе, плаще и башмаках с железными пряжками. Немедля же был изловлен городской стражей и наказан битьём батогами. Напоминается посему, что всякое нарушение “Регламента” будет строго караться властями вплоть до сожжения неугодной одежды и наказания виновных батогами».

«Объявлено от лица епископата, что выявление ведьм и слуг Сатаны отныне будет вознаграждаться не частью имущества наказуемых, а единовременным поощрением в зависимости от рвения слуги божьего, и к тому сообщается ещё, что на сей день не выявлено ещё в дьявольской армии 52 тысячи князей, графов и маркизов, а также 5 405 928 простых чертенят».

«Дошло до магистрата, что некие мастера Большой гильдии участвуют в постройке вредоносных “бургов”, укреплений беглых в лесу, получая за это плату. Сообщается к тому, что буде любой мастер замечен в подобном или потворствовании беглым советами и наукой, а пуще того вредной продажей железа или оружия, немедля подлежит он исключению из гильдии без права возвратиться в будущем».

«Особая вредность видится магистрату в жжении костров на Иоганновых забавах. Таких появляется многое множество, от них загораются постройки. Посему сделать постановление: костры самовольно не жечь, а только по воле самого бургомистра. Распутство в ночь Иоганна не дозволяется, ибо обычай сей древний и языческий, а предписывается горожанам достойное поведение с тушением свечек в окне не позже двух пополуночи».

Лицо Трампедаха словно резано из слоновой кости. Если поместить это лицо в рыцарский шлем и приоткрыть забрало, на вас глянут глаза кастильского воина с картины испанского живописца. Но истинное рыцарство уже отошло. Все мы со смехом читаем роман господина Мигеля де Сервантеса, а полный латный костюм увидишь теперь разве что в замке.

Но Гуго Трампедах ещё зовёт себя рыцарем, на обед несут ему кабанью голову, а под верхней скатертью приготовлены две смены, как во время пиров великих магистратов. За обедом Гуго Трампедах восседает в железном нагруднике. Голос его звучит сухо под дубовым сводом каминной.

— И не было ни одного воителя, кто бы взял Пфальцграфенштайн.

— Неправильно осаждали! — горячится неугомонный шляхтич Кавалек. — Надо было вести плавучий мост!

— Мой юный друг, — Трампедах снисходительно улыбается, — замок окружён подводными скалами, так выбирали место.

— Я бы взял этот замок! — восклицает Кавалек.

— Сначала удержите Дерпт. — Трампедах улыбается снова. — Три года назад его уже брали шведы. Когда город был во власти ордена, здесь жили спокойно сотнями лет. Не шведов бы вам задирать.

— Польский король знает, с кем воевать!

— Он всего-навсего сводит счёты с дядей. Посмотрите разумно, мой друг, какая вам польза от Дерпта? Дают ли доход фольварки, прибывают ли колонисты? Я вам так скажу, эти земли чинят только убыток. Воюете без конца, а хозяйства нет.

— Воевать более достойное занятие, чем вести хозяйство! — гордо сказал Кавалек.