Сергей Жемайтис - Поющие камни

— Наш, «Киев». Он загрузился и ушел в воду.

— Так скоро? — Косте показалось невероятным, что за сутки можно нагрузить такую махину.

Возле парохода толпилось много народу, по широкой сходне с перилами поднимались носильщики с тележками, нагруженными вещами пассажиров. С душевным трепетом Костя ступил на дощатые сходни, прошел по ним. И вот он уже стоит на стальной палубе океанского корабля.

— Ваша каюта на второй палубе, — сказал матрос у трапа, возвращая проверенный билет.

Они поднялись по дубовой лестнице, устланной пестрым ковром, и пошли по узкому коридору.

— Как в гостинице! — удивился Костя.

— Да, это не самолет, — ответила мама. — Вот наш сорок восьмой.

Каюта сразу пленила Костю. Он всю ее мгновенно ощупал глазами. Две кровати, одна над другой, за зеленой шторой. Такая же штора на окне, на полу коврик. Костя поставил чемодан и все потрогал руками. Его удивило, что все вещи здесь прочно стояли на местах, даже графин с водой и стакан поблескивали на полочке в специальных гнездах.

— Намертво принайтованы! — щегольнул он перед мамой морским словечком.

— Как, как? Принайтованы? Да ты у меня моряк! — Она схватила Костю за руки, и они закружились по каюте.

Давно Костя не видел маму такой счастливой. Устав, они сели в мягкие кресла и, улыбаясь, слушали, как за бортом плещется вода, грохочет порт, свистят пароходы.

— Хорошо! — сказал Костя.

— Очень! — ответила мама.

— Я никогда не думал, что здесь так здорово!

— И я.

— Интересно, какое у него водоизмещение?

— У кого?

— Да у «Киева».

— «Киева»?..

Костя понял по лицу мамы, что она уже думает о чем-то другом, что ее почему-то не интересует ни вес парохода, ни его длина, ни высота мачт, ни глубина трюмов.

Через час «Киев» отвалил от пирса. Его тянул на буксире маленький пароходик. Косте казалось, что трудолюбивое суденышко надорвется от непосильной работы. «Киев» послушно шел на поводу меж судов, барж. Костя смотрел на город. Теперь, с воды, он казался еще красивее, наряднее. Белые стены зданий сверкали на солнце среди зелени. Дома стояли над домами, будто нетерпеливо тянулись, чтобы полюбоваться собой в зеркальной поверхности бухты.

На причалах грохотали лебедки, что-то шумело, скрежетало, свистели буксирные катера, речные трамваи, перевозившие пассажиров с одного берега бухты на другой. У Кости зарябило в глазах от пестрых красок и сверкающей поверхности моря.

Посреди бухты буксир тоненько свистнул и быстро побежал в сторону. «Киев» в ответ рявкнул: поблагодарил малыша. Костя почувствовал, как слегка вздрогнула палуба, заработали машины и корабль пошел своим ходом. Быстро уплывали назад берега Золотого Рога, корабли у причалов и на рейде, стихал грохот порта. «Киев» вышел из бухты и стал поворачивать влево. Все увеличивая скорость, он шел в проливе. Справа поднимались сопки Острова русских, налево лежал изрезанный берег полуострова Муравьева-Амурского. Пролив скоро кончился. «Киев» на полном ходу прошел мимо островка, похожего на коврижку, с белым маяком на макушке, впереди лежала бесконечная голубая гладь, ровная, без единой морщинки.

Для Кости настали удивительные дни, полные беспрестанных открытий. Он побывал везде, куда только можно было проникнуть на корабле.

— Мама, это настоящий плавучий остров! Здесь есть все, как в каждом доме, как в городе! Даже почта, и телеграф, и сберкасса, — говорил он, стол возле кресла в салоне.

Мама оторвалась от книги и внимательно слушала сына.

— Длина сто десять метров... Осадка десять метров... Водоизмещение девять тысяч сто тонн!

Выложив все, что удалось узнать, Костя снова отправлялся в странствия по кораблю. Он познакомился с матросами, и они охотно рассказывали ему о корабле. Побывал Костя в кубрике, в носовой части теплохода. Свободные от вахты матросы сидели за столом и играли в медное домино. Это была игра! Каждый из игроков бил костяшками с такой силой, что, казалось, хотел пробить насквозь стол. И, конечно, никакое покупное домино не выдержало бы таких страшных ударов.

Костя с уважением смотрел на игру моряков и вполне понимал их. Было бы просто смешно смотреть, если бы эти большие, сильные люди осторожно клали костяшки на стол. Даже в игре чувствовалась их сила.

Матросы учили Костю сращивать канаты и плести маты. Костя поражал их своей понятливостью, и все они прочили ему славу моряка.

— Я хотел строить машины, — признался Костя.

— Все это, брат, ты хотел, пока моря не увидел, — сказал матрос с рыжими усами, которого Костя принял за боцмана.

Боцманом же оказался совсем молодой человек, высокий и гибкий, похожий на гимнаста. Единственный человек, кого не видел Костя пока на корабле, был капитан. Он находился где-то на недосягаемой высоте в капитанской рубке, куда вел узкий трап с надписью перед входом: «Вход посторонним категорически воспрещен».

«Но ведь я мог и не заметить надписи, — думал Костя, стоя у трапа. — Ну, конечно, не читал! И потом, что значит «категорически»? Может, это совсем не запрещающее слово».

Костя шагнул «а трап и, оглядываясь, стал подниматься. Трап кончился, и он ступил на мостик. На другом крыле мостика весь в белом стоял штурман. В раскрытые двери рубки Костя увидел рулевого и узнал в нем знакомого матроса. Рулевой стоял перед штурвалом и, мечтательно глядя на картушку компаса, чуть-чуть поворачивал штурвал. Заметив Костю, он подмигнул ему. Костя на цыпочках подошел к рубке и заглянул в нее.

— Здравствуйте!

— Здорово!

— Как у вас здесь интересно!

— Еще бы! Тут, брат, мозг корабля!

— Это вы во что смотрите? В мозг?

— В компа́с! — матрос засмеялся.

— А ко́мпас?

Неслышно подошел штурман и поправил:

— Моряки говорят компа́с.

Костя с явным восхищением разглядывал штурмана. Ослепительно белая форма, золотые пуговицы, фуражка с белым чехлом и черным лаковым козырьком и эмблемой — все это заставило затрепетать мальчишеское сердце.

«Пожалуй, может, и взаправду стать моряком?» — подумал Костя.

— Ты что, пришел сменить Ильина? — серьезно спросил штурман.

Костя виновато улыбнулся.

— Да нет... Вижу трап... Ну я...

— Разве ты не новый рулевой?

Костя тяжело вздохнул и, вдруг осмелев, спросил дрогнувшим голосом:

— Можно мне подержаться за руль? Ну, хоть одной рукой?

— Зачем одной? Раз рулевой, берись двумя и веди корабль. Ну!

Не веря своему счастью, Костя шагнул к штурвалу и взялся за теплое, нагретое руками рулевое колесо. Матрос стоял за его спиной и внимательно следил за картушкой компаса.

— Чуть влево! — сказал он.

Костя собрал все свои силы, ведь ему надо было повернуть корабль весом в девять тысяч тонн.

— Осторожней! — Рука матроса легла на Костино плечо. — Не очень-то! А то «Киев» так рыскнет, что не сразу на курс положишь.